Книга На службе у бога войны. В прицеле черный крест - Петр Демидов

Разведка принесла неутешительные известия: город основательно укреплен, его будут оборонять более 50 000 человек. Резервы сюда стянуты с ближайших укрепленных рубежей. Запаса продовольствия хватит месяца на три осады.

Удары по Познани разведывательными группами и всем передовым отрядом ощутимых результатов не принесли. Столь же безуспешной была и попытка всеми силами корпуса штурмовать крепость. Генерал Дремов впоследствии писал:

«22 января в 15.00 передовые части корпуса подошли к пригороду Познани и авангардными батальонами произвели разведку боем.

Атака с ходу и последующие бои не дали желаемых результатов. Наступление застопорилось. Немцы вели прицельный обстрел, и по режиму огня можно было сделать вывод, что крепость и город обороняли не тыловые части, а регулярные отборные войска. Позднее это подтвердилось.

Бригады корпуса дважды пытались ворваться в город, но всякий раз откатывались назад, неся значительные потери».[47]

Осада крепости мне чем-то напоминала средневековье. Крепость, окруженная со всех сторон, обстреливалась из всех видов оружия, но не сдавалась. Войска, под предводительством атамана Дремова, ждали, что Познань поднимет на городской ратуше белый флаг. А ведь с самого начала было ясно, что брать хорошо укрепленный город-крепость одними только танковыми войсками — это нонсенс.

Нелепость этой затеи понял Дремов, понял и Катуков. В конечном итоге и Жуков отказался брать крепость танковыми частями, хотя еще 22 января 1945 года настаивал на том, чтобы с Познанью было покончено. В своем приказе он ставил задачу. — «…овладеть Познанью и районами Оборотники, Кекш, Плевиско, Шверзенц, Муроване — Гослина».[48]

Это уже после войны Георгий Константинович написал: «Для уничтожения гарнизона в Познани оставлялась часть сил 8-й гвардейской, 69-й армий и 1-й гвардейской танковой армии. Взятие Познани поручалось командованию 8-й гвардейской армии. В то время считалось, что там окружено не больше 20 тысяч войск, но в действительности их оказалось более 60 тысяч, и борьба с ними в укрепленном городе затянулась до 23 февраля».[49]

Неудачи под Познанью можно объяснить не только хорошей защищенностью крепости или присутствием там большой группировки войск. Главная причина была все же в другом: брать крепость было нечем. Наши тылы отстали, и войска испытывали острую нехватку боеприпасов, горючего и продовольствия. Кроме того, сюда подошли гренадерская дивизия «Бранденбург» и другие соединения из резерва. Они ударили по нашим войскам в районе Вайсенбурга и приостановили форсирование реки Варты.

Прежде чем к Познани подошли полевые армии Чуйкова и Колпакчи, у ее стен оставалось небольшое прикрытие под командованием полковника Горелова, основные же силы танковой армии направлялись на прорыв Мезеритцкого укрепленного района. Мы уже тогда считали, сколько километров осталось до германской государственной границы: 200,150, 120… Еще рывок — и мы достигнем намеченной цели.

К большому сожалению, под Познанью погиб Герой Советского Союза полковник Горелов, чья биография стала яркой страницей в истории 1-й гвардейской танковой армии.

Два года Владимир Михайлович командовал 1-й гвардейской танковой бригадой, которая геройски дралась на разных фронтах, не зная поражения. Она отличилась на Курской дуге, в Украине и Польше. Комбриг был опытным и отважным офицером, действовал в бою всегда решительно и смело. В корпусе он пользовался всеобщей любовью, дивизион РС постоянно следовал по пятам за его бригадой, готовый в любую минуту поддержать своим огнем. Я знал о разладе в семье полковника. Его жена Валерия, врач по профессии, встретила на фронте свою новую любовь, и комбриг подал на развод. У них от совместного брака осталась дочь, которую Владимир Михайлович очень любил. Совершенно неожиданно он женился вторично. Когда корпус находился в Обояни, комбриг встретил Агнию Федоровну. Она была тоже врачом. Эта милая и добрая сибирячка не только скрашивала жизнь нашему комбригу, но и взяла на себя все повседневные о нем заботы. Этой фронтовой паре завидовали все офицеры корпуса.

Несчастье случилось как раз под Познанью, в местечке Овиньски, где части 8-го гвардейского механизированного корпуса форсировали Варту. Здесь же переправлялись и части 2-го танкового корпуса генерала Ющука. На переправе образовалась огромная «пробка». Горелов, предвидя печальные последствия в случае напета вражеской авиации, бросился на берег в поисках начальника переправы. Им оказался комбриг одной из бригад. Но начальник переправы занимался не своими прямыми обязанностями, а пьянствовал в доме на берегу реки. Горелов потребовал немедленно убрать с дороги танки. Подвыпившие офицеры во главе со своим комбригом в звании подполковника послали незваного гостя куда подальше, а один из собутыльников развязно процедил:

— А ты кто такой? Ребята, проверим его!

Полковник ударом кулака свалил наземь офицера и вышел из дома, надеясь без чужой помощи разогнать «пробку». Обиженный офицер с автоматом в руках выскочил следом за ним и выстрелил в спину. Из дома выбежали остальные офицеры, один из них даже стал искать документы убитого. Расстегнув шинель, он увидел на гимнастерке набор орденов и Звезду Героя Советского Союза. Все сразу же сбежали с места преступления.

Гибель полковника Горелова оплакивала вся танковая армия. Его тело отвезли во Львов и похоронили на том же «Холме Славы», где был похоронен и комбриг Федор Липатенков. Убийцу долго искали, но безуспешно. Нашли лишь в конце войны. Им оказался сотрудник контрразведки и «СМЕРШ» той танковой части, которая форсировала Варту 22 января 1945 года. Видимо, это обстоятельство тогда и помешало поискам убийцы и его наказанию.

Трагический случай, произошедший в танковой армии, командование старалось замалчивать, как только могло. Лишь спустя много лет маршал танковых войск Бабаджанян слегка коснулся этого темного дела:

«В сентиментальности меня трудно заподозрить, но и сейчас, спустя два с лишним десятилетия, не могу говорить о гибели Володи без спазм в горле.

Подлая пуля пьяного бандита скосила его, угодив в спину. Слишком дорогую жертву потребовал Марс за нашу победу на границе рейха, тем страшнее оскалился для нас лик войны. Тем страшнее, потому что все мы уже видели ее ближайший конец…

Пусть бегут годы, а я, как только появляется первая возможность, стремлюсь побывать на «Холме Славы» во Львове, постоять молчаливо у могилы Володи Горелова. Нет на свете для меня ничего священнее боевого братства, опаленного Великой Отечественной войной…»[50]