Книга Казаки на Кавказском фронте. 1914-1917 - Федор Елисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словом, он предлагал дуэль, если казак не будет отпущен. В особенности он был задет фразой, что «казаки и тут продолжают грабить».
Что казак мог украсть что-то у турка — дело нормальное. На войне многие грабили, но под видом «реквизиции» — фураж для лошадей, скот для довольствия людей и прочее — такова психология войны, ведь сама война есть насилие. Но предавать казака за это военно-полевому суду, да еще случайно пойманному, было просто несправедливо.
Тон письма был вызывающий. Подписал — отправили. И каково же было мое личное удивление и радость, когда к вечеру этого же дня казака отпустили и он прибыл в полк без всяких последствий за свой проступок.
Мистулов не пожелал даже повидать и допросить этого казака. Ему, Мистулову, как я думал, надо было подчеркнуть этим, что там, где он командует, не может быть преступления. А если что случится в его полку, то он сам есть и судья, и каратель, и отец-милостивец, но никто другой.
Начальник штаба корпуса, несомненно, доложил об этом генералу Калитину, и последний, исключительно глубоко ценя и любя Мистулова, любя, как сына, с давних пор, зная его честность и гордый нрав, приказал отпустить казака.
Во всяком случае, это было характерно для Мистулова: для защиты чести полка он готов был пойти на многое.
Получено распоряжение: «щедро представить господ офицеров и казаков к боевым наградам за подвиги, совершенные в Мемахатунской и Эрзинджанской операциях».
По положению о наградах на каждого офицера и казака надо представить наградной лист с точным описанием подвига. И надо написать так, чтобы этот подвиг признали и штаб дивизии, и штаб корпуса, и штаб главнокомандующего Кавказской армией. Утверждения о награждении Георгиевскими крестами подхорунжих, урядников и казаков исходили от командиров корпусов, а награждение господ офицеров — только от главнокомандующего. На казаков наградные листы писали командиры сотен, а на офицеров обыкновенно полковой адъютант. Но как можно «отличить» в подвиге кого бы то ни было, когда весь полк ведет пеший бой или весь идет в конную атаку?
Часто наградные листы возвращались назад с резолюцией «о недостаточности подвига», и приходилось вновь переписывать, фантазировать «подвиг», а для казаков — подводить его под какой-нибудь пункт статута о георгиевских кавалерах, иначе награда не пройдет. Это была сознательная ложь, но ложь необходимая. Это была возмутительная рутина, отнимавшая так много времени в первоначальной своей работе и во всех высших штабах. Казачьи полки и дивизии часто перебрасывались в другие корпуса, там совершали подвиги, потом их бросали еще куда-то или возвращали в свой корпус, и переписка осложнялась. Награждение утверждалось тем командиром, в корпусе которого было совершено отличие, но часто было так, что корпусной штаб «забывал» о временных своих частях или ему было не интересно поощрять «чужих»… Часто бывало просто оскорбительно за все это; переписка возобновлялась, и награда выходила через полгода, чем задерживала представление казака или офицера к следующей награде.
В высших штабах часто считались с тем, кто представляет. В данном случае были две победные операции, представлял героический и честный Мистулов, утверждал достойный и популярный командир 1-го Кавказского корпуса генерал от кавалерии Калитин, что облегчало работу штабов и обеспечивало утверждения в наградах.
К очередным наградам и были представлены все офицеры полка, находившиеся в строю в этих операциях. Имевшие все боевые ордена войсковой старшина Калугин, есаул Маневский и сотники Кулабухов и Елисеев были представлены к ордену Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Высочайшим приказом 1916 года этот орден был причислен к статутным и мог быть пожалован только «за два подвига». В данном случае — за две конные атаки.
Все награды вышли только осенью, когда дивизия была на отдыхе в районе крепости Каре.
Приказ по военному ведомству 1915 года за № 681 «Об ускоренном производстве в чины на фронте» имел силу со дня начала военных действий, то есть с 19 июля 1914 года, и следующие представления исчислялись «со дня старшинства» последнего чина. И так получалось, что некоторые наши командиры сотен в чине подъесаула, произведенные в есаулы по положению мирного времени, теперь выслужили на производство в чин войскового старшины. Мы же, хорунжие, получившие старшинство в чине сотника с 19 июля 1915 года (год войны), по этому же приказу 19 июля 1916 года уже выслужили право на производство в чин подъесаула.
Чтобы не оттягивать время, даю распоряжение старшему полковому писарю по строевой части, вахмистру Халанскому, казаку станицы Тихорецкой, немедленно же заготовить на всех наградные листы. Для этого требовалось заполнить пункты в них с краткими выписками из послужных списков офицеров. Работа чисто техническая.
С двумя десятками наградных листов о производстве в следующие чины прапорщиков, хорунжих и некоторых есаулов я у Мистулова. Он всегда внимательно и до конца прочитывал каждую бумагу и, расспросив, что не понимал или не знал, только тогда подписывал свою фамилию, полностью выводя все ее буквы, и вместо твердого знака в конце делал небольшую завитушку.
Подписав все бумаги, он видит у меня другую папку.
— А это что у вас, Федор Иванович? — спрашивает он.
Я ему доложил, что это наградные листы на господ офицеров для производства в следующие чины за выслугу лет на фронте, среди коих восемь листов на сотников для производства в чин подъесаула.
— Ка-ак?! — протянул он. — В подъесаулы?.. Да ведь только третьего дня, как был получен приказ о производстве в сотники? — удивленно добавляет он.
Пришлось доложить, что все сотники получили старшинство 3 своем новом чине с 19 июля 1915 года; для производства же в следующий чин требуется ровно один год пребывания на фронте, и вот 19 июля сравнялся ровно год.
Мистулов удивлен, смеется и спрашивает:
— Когда же вы, Федор Иванович, успели составить наградные листы?
— А у нас есть старший полковой писарь Халанский, — отвечаю ему.
Полковник Мистулов, при своей внутренней, скрытой от других, гордости, был добрейший человек, доброжелательный ко всем людям, ко всему человечеству, а к своим подчиненным — в первую очередь, не считаясь с чинами.
Он весело, радостно смеется и громко говорит:
— Давайте, давайте!.. Все подпишу!
Все подписано и послано в штаб дивизии. Все мы знали, что эти наградные листы должны пройти все командные инстанции. И штаб главнокомандующего Кавказской армией из Тифлиса отправит их уже непосредственно в Петроград, и только там все будет утверждено. Подобная операция всегда занимала 5–6 месяцев. Это было долго, но мы привыкли ждать…
Производство в «первый офицерский чин», как и все дальнейшее производство в следующие чины каждого офицера в императорской России, производилось только самим государем императором для всех родов оружия и объявлялось в высочайшем приказе. Это, конечно, не значит, что сам император рассматривал наградные листы и оценивал каждого офицера. Оценку, военный стаж офицера рассматривал и утверждал и хлопотал о нем вначале непосредственный штаб (бригады, дивизии и так далее). Военное министерство, рассмотрев все, утверждало в окончательной форме, составлялся приказ по военному ведомству, который подписывался императором, почему он и назывался «высочайшим».
