Книга Восхождение денег - Найл Фергюсон

1. Он вкладывает 100 миллионов в казначейские облигации США доходностью в 4 % годовых.

2. Это позволит ему продать 100 миллионов опционов по цене 10 центов за доллар. Опционы будут предъявлены к погашению, если индекс S&P 500 упадет более чем на 20 % в будущем году

3. Полученные от продажи опционов 10 миллионов долларов он опять тратит на казначейские облигации США, что позволяет ему продать еще 10 миллионов опционов и получить 1 миллион долларов.

4. Он уходит в долгий отпуск.

5. С вероятностью в 90 % индекс не упал к концу будущего года более чем на 20 %, так что он ничего не должен владельцам опционов.

6. Теперь он подсчитывает прибыль – и миллионов от продажи опционов плюс 4 % от облигаций на по миллионов принесли ему 15,4 %.

7. Он кладет в карман 2 % от общей стоимости активов в управлении (2 миллиона долларов) и 20 % от прибыли, превышающей, скажем, 4 % – в сумме дает чуть больше 4 миллионов долларов.

8. Вероятность того, что таким образом фонд может существовать и работать более пяти лет, – 60 %. Если индекс не провалится больше чем на 20 %, наш управляющий заработает 15 миллионов, даже если больше никто в его фонд не вложит ни копейки107.

Возможно ли, что десять лет спустя после краха LTCM все повторится вновь, но теперь с участием такого количества фондов и псевдофондов, что на спасение их просто ни у кого не хватит средств? Можно ли утверждать, что стабильности западных банков хедж-фонды и связанные с ними риски угрожают еще больше, чем в 1998 году?[74] И если да, то кто сможет дать им кредит последней надежды? Ответы на эти вопросы мы найдем не на другой планете, а на другом конце планеты нашей.

Кимерика

Многим кажется, что финансовая история – дела давно минувших дней, как, например, история Китая эпохи императоров. У рынков короткая память. Многие молодые трейдеры не застали азиатского кризиса 1997–1998 годов. Те, кто занялся финансами после 2000 года, видел лишь семь тучных лет. Фондовые рынки росли. Росли рынки облигаций, сырья и деривативов. Короче говоря, росли все активы. Шли хорошо дела и у тех, кто зарабатывает на больших бонусах финансистов – от виноделов Бордо до строителей яхт. Но эти годы были странными. Рынки росли, несмотря на повышение учетных ставок, торговых дефицитов и политических рисков, особенно в богатых нефтью районах. Ключ к этой загадке лежит в Китае108.

Город Чунцин стоит на берегу великой, мутноводной реки Янцзы, в глубине Срединного царства, в паре тысяч километров от океана – а именно в те края чаще всего приезжают гости из западных стран. Но живущие в городе и окрестностях 32 миллиона человек испытывают влияние китайского экономического чуда в ничуть не меньшей степени, чем обитатели Гонконга или Шанхая. С одной стороны, впечатляющие темпы индустриализации и урбанизации провинции – один из главных поводов для гордости у китайских плановиков. Из смога памятниками мощи централизованной однопартийной власти поднимаются бесчисленные небоскребы, а с окружающим миром Чунцин связывают 30 мостов и 10 железнодорожных направлений. Но рост города – это еще и плод частного предпринимательства. У Яцзюнь – своего рода символ нового богатства Китая. Ге состояние – более 9 миллиардов долларов. Она, владелица девелоперской компании в Чунцине, входит в список богатейших женщин страны. Шотландцы, которые заработали свое состояние в Гонконге сто лет назад, очень бы удивились, увидев ее. Или вот другой пример – Инь Миныпа. Отсидев в годы культурной революции, он нашел свое истинное призвание в 1990-е, во время либерализации китайской экономики. За пятнадцать лет он построил свое дело стоимостью в 900 миллионов долларов. В прошлом году его компания продала 1,5 миллиона мотоциклетных моторов и велосипедов. Он поставляет их в США и Европу. Инь и У – лишь двое из 345 тысяч долларовых миллионеров Китая.

Китай оставил в прошлом не только свою имперскую историю. Пока самой динамично растущей экономике планеты удавалось избежать кризисов, постоянно поражавших другие развивающиеся страны. Благодаря девальвации юаня в 1994 году и контролю над движением капитала Китай не испытал на себе валютного кризиса в 1997–1998 годах. Когда китайцы хотят привлечь иностранный капитал, они настаивают на том, чтобы это были прямые инвестиции. Иными словами, вместо того чтобы брать в долг у западных банков на развитие индустрии, как это делают другие страны с переходной экономикой, Китай вынуждает иностранцев строить заводы и фабрики в промышленных зонах. Такие активы во время кризиса вывести за пределы страны не просто. Но главное, львиная доля инвестиций в китайскую экономику приходит из сбережений самих китайцев, как в стране, так и за ее пределами. Китайские семьи помнят прежние, неспокойные времена. В отличие от жителей Запада, они не успели пристраститься к потребительским кредитам. Как следствие – они откладывают изрядную долю своих растущих доходов. Американцы же в последние годы не сберегают почти ничего. В процентном отношении китайские корпорации откладывают еще больше, чем отдельные граждане. Сбережений накопилось столько, что впервые за много столетий капиталы текут не с Запада на Восток, а с Востока на Запад. И это вовсе не тонкий ручеек. В 2007 году США пришлось занять 800 миллиардов долларов по всему миру. Это 4 миллиарда доллара на каждый рабочий день года. В Китае же положительное сальдо текущих платежей достигло 262 миллиардов долларов, что составляет больше четверти американского дефицита. И большая часть этого китайского профицита была дана взаймы Америке. Фактически Китайская Народная Республика стала банкиром Соединенных Штатов Америки.

На первый взгляд это дико. Средний американец зарабатывает сегодня около 34 тысяч долларов в год. Средний китаец – даже с учетом несметных богатств У Яцзюнь и Инь Миньша – менее двух тысяч долларов. Зачем же бедному давать в долг богатому? Дело в том, что для того, чтобы занять свое громадное население, Китай производил товары для вечно голодного американского рынка. Чтобы удерживать цены на товары на низком уровне, надо не давать юаню подорожать относительно доллара. Для этого Китай скупает миллиарды долларов на рынках. Долларов в КНР к 2006 году наверняка накопилось больше триллиона109. Показательно, что чистые валютные резервы Китая выросли примерно на столько же, на сколько выпустили облигаций американское казначейство и государственные институты. С точки зрения США, лучшим рецептом для продолжения праздника жизни был импорт дешевых китайских товаров. Более того, перенося производство в Китай, американские корпорации выгадывали на дешевизне рабочей силы. Продавая миллиард долларов Народному банку Китая, США могли поддерживать свою учетную ставку на низком уровне.

Добро пожаловать в страну Кимерику – Китай и Америку, на долю которых приходится 10 % земной суши, четверть населения, треть мирового богатства и половина всего экономического роста за минувшие восемь лет. Это брак, заключенный на небесах. Восточные кимериканцы сберегают, западные кимериканцы тратят. Китайский импорт не дает разгуляться американской инфляции. Китайские сбережения позволяют США держать низкой учетную ставку. Дешевый китайский труд ограничивает рост заработной платы в Америке. В результате занимать дешево, а получать большую прибыль легко. Благодаря Кимерике реальные процентные ставки по всему миру, то есть стоимость заемных денег с учетом инфляции, упали на треть по сравнению со средними за пятнадцать лет значениями. Прибыли американских корпораций выросли примерно на столько же. Но есть одна загвоздка. Чем больше Китай был готов ссужать США, тем больше США хотели брать в долг. Существование Кимерики – главная причина резкого роста банковского кредитования, объемов выпуска новых облигаций и деривативов начиная с 2000 года. Оно же – главная причина роста числа хедж-фондов. Именно из-за этого симбиоза частные компании могли занимать направо и налево для покупки активов. Кимерика, или “азиатская страсть к накоплению”, как назвал это Бен Бернанке110, лежит в основе ипотечного бума в США, при котором к 2006 году можно было получить ипотеку на 100 % стоимости жилья, не имея ни работы, ни дохода, ни активов.