Книга Прокурор для Лютого - Федор Бутырский

С трудом разжав рот Сухарева, Максим принялся насильно вливать в его глотку содержимое баллона. Тот хрипел, вертел головой — розоватая жидкость текла по жирному подбородку, но Нечаев, зажав противнику нос, заставил выпить все, что было в баллоне.

Уселся у заднего колеса, закурил, ожидая, пока «русский оргазм» зацепит Сухого; тот некоторое время ругался, грозился, но как-то вяло, неубедительно, словно по инерции, а потом как-то быстро затих.

В руках Лютого появилась небольшая черная коробочка с толстым отростком антенны.

— А теперь скажи номер своих пацанов, — вкрадчиво попросил он, заглядывая в глаза уже неопасного противника — удивительно, но за такое короткое время они сделались совершенно пустыми.

Сухой послушно назвал оба номера. Набирая первый, Нечаев приказал:

— Сейчас я поднесу телефон к твоему поганому хавалу. Скажешь, чтобы на твою новую дачу катили. Мол, с Коттоном вы скорефанились на веки вечные и решили отметить это дело в кабаке. Ну!..

Когда это распоряжение было выполнено (пленник отдавал команды механически, будто бы в сомнамбулическом сне), Нечаев, положив телефон в карман, произнес:

— Хотел людей на эту заразу подсадить… Да? Знаешь, Сухой, есть такая пословица, очень умная, кстати: не рой яму другому… А знаешь, как дальше?!.

Спустя несколько часов Сухой уже сидел на загородной базе «КР». Две видеокамеры, укрепленные на штативах, фиксировали каждое его слово.

Прокурор, весь какой-то серый, словно жеваный, задавал вопросы — мягко, вкрадчиво, будто бы не допрашивал авторитета, а вел с ним откровенную, дружескую беседу.

Допрос занял четыре с половиной часа — кремлевский чиновник освободился лишь под утро. Выглядел он уставшим, но довольным.

— Препарата у меня больше нет, — произнес Лютый, перехватав его взгляд.

— Думаю, что его больше вообще никогда ни у кого не будет, — улыбнулся Прокурор. — Только что наши ребята захватили сухаревскую виллу. Записанные на дискеты формулы, описание технологических процессов, несколько пакетов «русского оргазма» — все это хранилось в сейфе.

— А как же Наташа? — перебил Максим нетерпеливо.

— Освободили вашу Наташу, — покачал головой Прокурор. — Отправили к дяде. Может быть, это и к худшему. Вряд ли она его узнает… — он поправил то и дело сползающие с переносицы очки и неожиданно произнес: — Максим Александрович, я не хочу, чтобы вы принимали меня не за того, кто я на самом деле есть. Прошу во дворик… Если вас не затруднит — найдите в гараже металлическое ведерко и наберите в него немного бензина.

Конечно же, Лютого нимало удивила такая просьба, но возражать не приходилось.

Через несколько минут они стояли на хозяйственном дворике. Прокурор, присев на корточки у цинкового ведра, опустил руку в карман — через секунду в бензин плюхнулось несколько десятков пакетиков с розоватым порошком и десятка три дискет.

— Простите… У вас есть зажигалка?

Пошарив по карманам, Нечаев, уже догадавшийся обо всем, медленно протянул ему спички…

Вспыхнула сера, спичка полетела в ведро, и через мгновение на лица мужчин упали огненные тени. Пластмассовые дискеты с описанием технологий и формулами, пакетики с розоватым порошком — все это безвозвратно исчезло…

— Вот и все. Вот и нет больше этой отравы, — вздохнул Прокурор и неожиданно добавил: — Управлять людьми можно не только при помощи этой отравы. Глупо, пошло, примитивно. Сценарист пишет пьесу, режиссер ставит спектакль, актеры играют загодя отведенные им роли, произносят придуманные другими слова, даже не подозревая об этом. Управление людьми — высшее из искусств лишь в том случае, если люди не догадываются, что ими управляют. Кому, как не вам понимать это, Максим Александрович!..

Глава двадцать шестая

Над землей медленно, незаметно и неотвратимо сгущались липкие, как запекшаяся кровь, сумерки. В чернильно-черном небе тревожно полыхали зарницы, и отблески их отражались на коричневом глянце стеклопакетов небольшого, но дорогого подмосковного ресторанчика.

Совсем иная атмосфера царила за этими непроницаемо-коричневыми стеклами: атмосфера спокойствия, уверенности и себялюбивого комфорта. Необъятный зеленый бильярд со свисающим над ним низким абажуром, стол с изысканной выпивкой и разнообразной закуской, негромко звучащая музыка…

За столом сидело пятеро, они перебрасывались ни к чему не обязывающими фразами, шутили. Сотрапезники производили впечатление людей, отлично знавших, для чего они тут собрались, но по непонятно каким причинам откладывающих самое главное на потом.

Председательствовал невысокий, кряжистый мужчина, лет сорока — бритая яйцеобразная голова, мосластые руки, тяжелый взгляд, выщербленные мелкие зубы, эдакий Соловей-разбойник. Сидевший слева производил куда более приятное впечатление: открытое, еще молодое лицо с постоянной, будто бы приклеенной полуулыбкой, прямой тонкий нос, русые вьющиеся волосы — весь его облик почему-то невольно воскрешал в памяти иллюстрации к романам из жизни российского купечества. Двое других, напротив председателя, были явными кавказцами: острые горбатые носы, глубоко посаженные черные глаза, горящие углями, волосатые руки; сросшиеся черные брови кавказцев делали их неуловимо похожими друг на друга — особенно теперь, в липкой полутьме. Ну, а восседавшим справа от председателя почтенной компании был никто иной, как Алексей Николаевич Найденко, уважаемый вор в законе Коттон.

Повод, ради которого в подмосковном ресторанчике собралась почтенная воровская сходка, был более чем серьезен: старый пахан сообщил, что хочет завязать, навсегда уйти на покой. И не уважить такого человека было невозможно.

Ненавязчивая предупредительность и неподдельное уважение друг к другу, царившее за столиком, невольно наводило на мысль: люди, собравшиеся тут, знакомы между собой не первый год, они доверяют друг другу так же, как и себе, взаимно чтут заслуги других перед воровским сообществом; от таких, как эти — не то, что косяка, мелкого рамса ожидать невозможно.

— Ну что, Крапленый, — улыбнулся русоволосый, — давай за Леху…

Его рука потянулась к бутыли «Пшеничной» — спустя минуту, когда стопочки собравшихся были наполнены, мужчина с яйцеобразной головой, отзывавшийся на погоняло Крапленый, неожиданно поднялся со своего места и, держа стопарик на весу, предложил:

— Не каждый день мы провожаем вора на покой… А уж тем более такого, как Леха. Хочу выпить за тебя, Коттон. Жизнь ты провел тяжелую, но правильную. Воровская судьба — злодейка, но ты сам выбрал свой крест и никогда не жаловался на жизнь. Сколько тебя помню — никаких косяков, никакого сучества не видел. С первой же ходки правильно себя поставил, на второй — короновали тебя на вора, а на третьей, на чудной планете Колыме, ты смотрящим был. И те пацаны, что на твоей зоне сидели, о тебе только хорошее слово говорили. Если бы все были такими, как ты… — не найдя подходящего сравнения, Крапленый чокнулся сперва с вором — бережно, словно боялся разбить его стопочку, а затем, со всеми остальными — те, естественно, также поднялись, демонстрируя к пахану неподдельное уважение.