Книга Дело Арбогаста - Томас Хетхе

— Уже звонят к началу заседания! Дайте мне эту статью!

Сарразин отдал Кате газету, и она углубилась в чтение, прерванное лишь появлением судей и заседателей.

— Объявляю заседание суда открытым. Слово для заключительной речи предоставляется обвинению.

Обер-прокурор доктор Куртиус поднялся с места и заговорил, начав речь с общих рассуждений принципиального характера. Отчеты о процессе, появляющиеся в прессе и содержащие, как например на страницах “Бунте”, анализ доказательной части, представляют собой, на его взгляд, серьезные помехи надлежащему отправлению правосудия, поскольку оказывают давление на участников процесса. Далее он признал, что экспертам в своих заключениях не удалось опровергнуть показаний Ганса Арбогаста, согласно которым он, Арбогаст, ни в коей мере не подверг беженку Марию Гурт насилию.

— Однако вместе с тем мне хочется выразить твердую уверенность в том, что обвинительный приговор 1955 года был вынесен по итогам серьезного состязания сторон во взаимных поисках истины и никому из участников тогдашнего процесса не может быть брошен упрек в легковесном подходе к делу, не говоря уж о злонамеренной недобросовестности. Доказательствами же того, что госпожа Гурт была задушена или удавлена, обвинение не располагает.

Прокурор потребовал оправдательного приговора:

— В сложившихся обстоятельствах требование обвинительного приговора по всему спектру теоретически возможных к применению статей уголовного кодекса было бы абсурдным.

Судья кивнул доктору Куртиусу.

— Благодарю прокурора и предоставляю слово защите.

Ансгар Клейн начал речь со слов благодарности председательствующему, президенту земельного суда Хорсту Линднеру, за профессиональное и объективное ведение процесса, проникнутое решимостью выявить истину и наконец восстановить справедливость в деле Арбогаста. Обвинение против его подзащитного распалось и рассыпалось у всех на глазах и в конце концов бесследно исчезло. Дело Арбогаста представляет собой тем самым сильный контраргумент против доводов сторонников смертной казни и, несомненно, войдет в историю права, потому что здесь были выявлены фундаментальные проблемы, подлежащие решению в ходе реформы уголовного права.

Дело Арбогаста войдет также в историю судебной медицины. Ему, Клейну, жаль, что профессору Генриху Маулу, бывшему экспертом на первом процессе, не хватило благородства признать допущенную им ошибку. Тем большей благодарности заслуживают другие ученые, которым удалось своими исследованиями и выступлениями в суде восстановить не только истину и справедливость, но и авторитет науки. Он, адвокат Клейн, требует отмены обвинительного приговора, вынесенного семнадцатого января 1955 года Гансу Арбогасту в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах, требует отнесения судебных издержек на счет государства и декларирует намерение в дальнейшем, в ходе отдельного процесса, потребовать возмещения ущерба, включая моральный, своему сегодняшнему подзащитному.

Ансгар Клейн сел на место, судья поблагодарил за речь и его, а затем предоставил последнее слово обвиняемому. Ганс Арбогаст встал и на какое-то мгновение замер, словно припоминая заранее заготовленную фразу. И когда он наконец заговорил, на губах у него заиграла нервная улыбка.

— Я прошу суд воздать мне по справедливости. Только этого я и ждал все шестнадцать лет. Также я хочу поблагодарить своего адвоката за его самоотверженные старания.

— На этом я заканчиваю заседание. Суд удаляется на совещание. Приговор будет оглашен в понедельник в девять утра.

Как только двери зала отперли, снаружи хлынула толпа фото- и телерепортеров. Окружив стол защиты, они принялись докучать Арбогасту просьбами вновь и вновь повторить слова благодарности, обращенные к адвокату; в конце концов, покачав головой, он с улыбкой сел на место. Свет фотовспышек заметался по стенам. Арбогаст дождался, пока Клейн соберет и рассортирует бумаги, и вместе с адвокатом вышел в небольшой вестибюль, где их уже дожидались Сарразин и Катя Лаванс. Дожидались сегодня точь-в-точь так же, как на протяжении всей нынешней недели. Но путь ему успел преградить Пауль Мор, задав вопрос, не найдется ли у Арбогаста чуть позже времени для небольшого интервью. С ним была женщина-фотограф, некогда сделавшая снимки Марии. Ей хотелось бы извиниться перед Арбогастом, сказала Гезина, за то, что ее фотографии послужили косвенной причиной его многолетнего заточения.

— Эти снимки, знаете ли, и делать было страшно.

— Да, ответил Арбогаст, ему это понятно.

— И в самом деле понятно?

В глубине души она рассчитывала на полное понимание с его стороны, потому что как-никак их связывали воспоминания о Марии Гурт. И действительно, Арбогаст кивнул. Меж тем Ансгар Клейн убрал документы в портфель, и они всей компанией вышли из мгновенно опустевшего зала: большинство журналистов поспешили на вокзал или к припаркованным у здания суда машинам, чтобы провести уик-энд дома и вернуться в Грангат на оглашение приговора только в понедельник с утра. А не встретиться ли еще разок где-нибудь вне этих мрачных стен, полуспросил, полупредложил Арбогаст. Скажем, в субботу? Гезина кивнула и подала ему на прощанье руку. Значит, до завтра, сказала она и отвернулась от Арбогаста, как раз в этот миг заметившего, что Пауль Мор разговаривает с преподобным Каргесом. Священник приветливо кивнул недавнему заключенному.

— Господин Арбогаст, — бросился к нему Пауль Мор. — Его преподобие как раз рассказывал мне о том, как он опекал вас в Брухзале.

В ответ Арбогаст, словно чего-то недопоняв, пожал плечами, а Каргес, громко рассмеявшись, прошептал ему на ухо:

— Мои поздравления, Арбогаст! Мне кажется, тебя вот-вот признают невинной овечкой.

Пауля Мора изумило, с какой яростью посмотрел Арбогаст на священника. Конечно, и ему самому не больно-то нравился этот тип, проторчавший здесь всю неделю, а от коллег он узнал, что Каргес целиком и полностью разделяет позицию обвинения на том, первом, процессе и считает, что Арбогаста ни в коем случае нельзя выпускать на волю.

А более настойчивые расспросы позволяли выяснить, что этому священнику рано или поздно каялся в грехах практически каждый из заключенных каторжной тюрьмы Брухзал. И невиновных там не нашлось ни разу. Конечно же, Пауль Мор не слишком серьезно отнесся к подобным слухам и лишь теперь, заметив угрюмую непримеримость во взгляде Арбогаста, какой ни разу не наблюдал в зале суда, хотя о чем-то подобном и поговаривали в “Серебряной звезде”, он кое над чем призадумался.

Правда, долгим яростным взглядом реакция Арбогаста на слова священника и ограничилась. Не возразив ни слова, он вместе с адвокатом, писателем и женщиной-экспертом покинул здание суда.

С каждым днем, по мере того как процесс близился к завершению, Клейном овладевала нарастающая усталость, словно из его жизни по капле вытекало нечто сумевшее стать, если, как выяснилось, и не неотъемлемой, то исключительно важной ее частью. Чуть не выронив тяжелый портфель, он поставил его на покрытый снежком бетон крыльца и мучительно потянулся. Сарразин, улыбнувшись, подбодрил его кивком.