Книга Последняя любовь Гагарина - Дмитрий Бавильский

– Помню, Гена, помню… Но в моём, данном-конкретном, случае, всё выглядит несколько иначе. Но тоже связано с исполнением желаний. Тоже связано, да.

– Ну и в каком аквариуме ты держишь свою золотую рыбку?

49

– Всё очень просто, приятель. У меня есть тайна. Это не волшебные спички и не золотая рыбка.

Вокруг них шумела птичья свадьба – десятки мелких пернатых вычерчивали в воздухе ритмичные конфигурации, отмечая заход солнца.

С каким облегчением Гагарин рассказал Денисенко о заветном блокнотике…

Первый человек, с которым решился на откровенность. Олег привык, что всей правды о нём не знает никто, ни один человек в мире. Разные люди допускаются на разные этажи его персональной истории, кто-то в прошлое, кто-то в профессиональный круг вопросов…

Но приблизить хоть кого-нибудь к центру ядра означает подставиться. Впасть в бездарную зависимость от чужой воли.

И всё-таки Гагарин сознательно пошёл на это. Даже если теперь блокнот утратит мистические свойства (всякое может случиться), он своё получил. Отработал. Вполне можно дать попользоваться блокнотиком и другим.

Денисенко в роли преемника вполне устраивает: пока суть да дело, рассмотрел его получше. Ведь встречаться в больнице, на пятиминутках и в операционной, во время напряженных дежурств и безделья в ординаторской, даже вместе с их «выпаданиями» и на «лоне природы» – это одно, но на Церере, когда никто и ничто не мешает человеку проявляться во всей красе, – совершенно другое.

Кроме того, Денисенко важен для Гагарина как символ спасения, как знак реального дела: вот, взял и спас парню жизнь. Вылечил. Можно сказать, выполнил высокое предназначение. Даже в отставке доктор Гагарин врачует тела и души.

С Маню такого не получилось, к сожалению: ну, не всесилен оказался Олег, что ж теперь. От болезни мальчика спас, а вот преждевременную гибель не предотвратил. Не разглядел опасности.

Теперь скорбит вместе с остальными. Проведено расследование. Маме будет выплачена компенсация. Нужно бы, конечно, найти на Безбородова управу… Но стоит только представить бесконечные позиционные бои, бессмысленный и бесконечный, как на Ближнем Востоке, конфликт, так совсем уже скучно становится. Лучше поберечься, не лезть в тот омут, где черти водятся.

Ну его, от греха подальше.

50

Вот и рассказал Денисенко «всю правду». Беседа в духе «ну, вот теперь ты знаешь всё…» А трудно, между прочим, исповедоваться. Хотя и не ВИЧ все же (на мгновение прикинул), но очень трудно.

– Ну, вот теперь ты знаешь всё… – сделал дурашливое лицо. На всякий случай.

Стояли в тени магнолий, чьё благоухание окутывало незримыми шифоновыми шарфами, поневоле становишься добрым и мягким. Нечеловеческая музыка ленивой южной природы: покой и воля, воля и покой…

Гена внимательно слушает рассказ. Олег старается не смотреть на приятеля. Почему-то. Наблюдает за птичками, устроившими переполох в кронах деревьев. Гагарин делает многозначительные паузы. Замолкает. И тогда доносится шум исправно работающих волн.

– Ты знаешь, Олег, не смешно. Зачем ты морочишь мне голову?

Не понял. Не поверил. Продолжать Олег не стал. Оставим всё как есть. Сеанс психотерапии завершился с разгромным счётом: каждый остался на своём берегу.

Не очень-то и хотелось. Хотя даром потраченное великодушие никуда не девается, оседает в лёгких, откашливается утром после пробуждения. Плавали, знаем. Ступай с миром.

Солнце скрылось за горизонтом. Навалилась ватная темнота, изменившая запахи вокруг. Птички замолкли.

51

Самолёт для Денисенко вызвали на полдень. Вместе с ним улетала и большая часть прислуги – накануне один из поваров слёг с подозрением на птичий грипп. Чтобы зря не гонять стальную птицу ради одного Гены, соскучившегося по работе, решили отвезти весь обслуживающий персонал на большую землю провериться.

Аки командует подчинёнными, построил, как солдат.

– Представляешь, какая романтика, – говорит Дана, – в кои-то веки мы остаёмся с тобой одни на этом острове. Одни. Только ты и я. Разве с нами может что-нибудь случиться? Ты не боишься?

– Чего ж бояться? Можно сказать, всю жизнь мечтал, – говорит Олег, – поиграть в необитаемый остров. Всю жизнь к этому шёл… Ведь, кажется, только так и возможно полное слияние с природой.

– Олег, ты неисправим. Сколько я тебя знаю, ты всё время мечтаешь об этом слиянии. Неужели же ты не понимаешь, что оно невозможно?

– Ну, почему не понимаю… Понимаю… Я же не дурак… Другое дело, что мне важна сама возможность такого опыта. Мне кажется, после такого одиночества и гармонии ты начинаешь смотреть на мир другими глазами.

– Ох, и болтун же вы, Олег Евгеньевич.

– Есть с кого пример брать.

– Это я-то болтлива? – Дана сделала большие глаза. – Ну-ну.

– И, кстати, ты сказала – «сколько я тебя знаю…» А ты вообще хорошо меня знаешь?

– Как облупленного.

– Ну, насколько хорошо?

Дана пожимает плечами.

Препираясь, они поднимаются по пологому склону на верхнюю точку острова. Там, где взлётно-посадочная. Олег решается вновь приблизиться к опасной теме. Хочет, чтобы Дана сама сказала «заветное». Ему это нужно.

Тем более сейчас, когда они остаются одни, свидетелей их разговора нет и быть не может.

52

Да, именно на сегодня Гагарин наметил решающий разговор. Раз никто не мешает. Чтобы окончательно успокоиться. Расставить точки. Мол, а то смотри, можешь улететь вместе с Геной. Вместе с Аки и другими. Вместе с теми, кому требуется медосмотр. Так что можешь лететь. Если что.

– А вдруг ты по своему Безбородову соскучилась. Говорят, что он поправил здоровье и набрал такой силы, что мало-то не покажется. Снова, говорят, в гору пошёл.

– Говорят – в Москве кур доят, – отрезает Дана.

Сегодня он проснулся раньше обычного. Непривычная тишина. Оглушающая. Точно остров окутал разреженный воздух. Птицы смолкли, никакой возни, криков. Полное безветрие.

Встав, Олег выходит на балкон, потягивается. Море вытянулось в ровную зеркальную поверхность, хоть фигурное катание запускай. Первый раз видит такое.

Гагарин обрадовался – «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух…».

Да, он заслужил такие безветренные состояния. Он заслужил и штормовые волны, и закаты, не похожие друг на дружку. Он имеет полное право наслаждаться отдыхом и покоем. Заслужил. Заработал.

На столе, перед открытым окном, лежит любимый и заслуженный блокнот. Вечером Олег придумал новую запись, начал, но сбился – с некоторых пор все формулировки кажутся приблизительными. Отложил до вечера. Вполне вероятно (почему же нет), сегодня он отдаст блокнот…