Книга Обреченный царевич - Михаил Попов

Раздался еще один приглашающий взвизг трубы.

Мегила сделал неуверенный шаг вперед, потом еще и еще.

Тогда, почти одновременно с ним, из всех укрытий на том конце площади выдвинулись и стали продвигаться щупальца пехотных колонн.

Сзади, со стены, «царскому брату» закричали, чтобы он остановился.

Он остановился.

Колонны египетских пехотинцев выдвинулись еще шагов на пятнадцать и тоже замерли. Что означали эти действия, Мегила не понимал, и ему было наплевать на это. Солнце пекло, кожаный саркофаг давил, пот напитал брови и заползал в углы глаз.

Противостояние одинокой фигуры и египетской армии продолжалось недолго. Неожиданно пространство между колоннами начало заполняться робко двигающимися, но многочисленными людьми. Им не хотелось туда, вперед, к стенам страшной крепости, слишком они привыкли ее бояться, но сзади их подгоняли копья людей Нутернехта и Хнумхотепа. Как будто человеческий Нил заполнял только что построенные каналы.

Заполнил.

Мегила с тупым раздражением смотрел на все эти движения. Что им еще надо? А, зрители, они пригнали сюда всю городскую чернь, дабы она полюбовалась, как зарежут «царского брата»! Вот что придумал великий придумщик, великий жрец Аменемхет. Мегила был уверен, что до сих пор всё в Фивах совершается волей или коварством этого человека.

Как только заполнение «каналов» закончилось, вдоль робкой толпы побежали с разных сторон глашатаи, выкрикивая одну и ту же фразу.

Сначала Мегила не понял, что они кричат. Но потом одновременно с двух сторон, в оба уха, вошел этот смысл, и ему стало по-настоящему жутко. Он содрогнулся, и ему захотелось немедленно бежать отсюда. Он рассмотрел, что почти все пришедшие сюда горожане держат в руках камни.

А глашатаи кричат, что по повелению фараона Камоса «царский брат» Мегила приговорен за совершение гнусного мужеложства с мальчиком по имени Мериптах к побиванию камнями.

Теперь должно было стать ясно всем жителям Фив, кто настоящая власть в Египте Верхнем и даже Нижнем. Нечестивая, нечистая, поганая власть Апопа прекращается. А о том, что она гнусна и нечестива, говорит то, что сам «брат царя» – омерзительный, преступный мужеложник. И никто его не защитит, вон даже воины Авариса спрятались за стенами, признавая право фараона Камоса судить и миловать всех под солнцем Черной Земли, вплоть до ближайших людей из дома Апопа.

Глашатаи с визгом проносились вправо и влево перед глазами Мегилы, как растянутые тени. Он сделал шаг вперед, пытаясь поднять здоровую руку, требуя справедливой смерти от меча или копья. Первый же камень попал именно в эту руку, заставив ее опуститься. Второй попал в кадык, и опустилась голова. Вокруг встала пыль от сотен камней, падавших рядом. Уже через несколько мгновений Мегила стоял на одном колене, мотая головой, как вол, попавший под нападение оводов. А камни летели сплошной стеной.

Сзади, со стороны стены, прилетела спасительная стрела и попала «царскому брату» точно в шею. Он тут же умер. Но стрела, понятно, уже ничего не могла изменить в том, что произошло.

54

Нил продолжал разливаться. С борта лодки уже трудно было рассмотреть берега. Камыши стояли по пояс в мутной воде. Виднелись лишь наклонно торчащие пальмы, какие-то белые строения или развалины. Усадьбы? Храмы? Когда рассеивалась утренняя дымка, удавалось разглядеть восточную каменную гряду, отделявшую постепенно потопляемую долину от пустыни. Западная гряда в этих местах отступала от речного русла дальше и была недостижима для взгляда лежащего мальчика.

«Серая утка» скользила вниз по течению, распугивая встречные суда грохотом кавалерийских барабанов, предусмотрительно захваченных в дорогу.

Мериптаху устроили ложе на корме, среди нубийских мешков и тюков колдуна. Он почти не двигался, мог только слегка скосить взгляд и дернуть ноздрями, сгоняя муху, севшую на нос. Ел немного, но охотно. Было понятно, что он решил жить, а не перебираться в Дуат. Лежал, тихо вдыхал пропитанный теплой речной сыростью воздух, слушал заунывное, почти непрерывное пение безлошадных всадников, составлявших охрану судна.

Лодка, на которой совершалось плавание, была отнюдь не самая большая и красивая, хотя и флагманская, о чем свидетельствовала палатка на носу, в которой лежал «царский друг» Шахкей. События предыдущих дней показали, что он поступил правильно, доверившись судну скромному. Яхмос конечно же попробовал обмануть его. Для виду он провел свои корабли мимо цитадели вверх по реке, якобы освобождая путь, на самом деле оставил в засаде несколько судов с лучниками в устье полузаросших старых каналов. Когда корабли отступающих гиксосов проходили мимо, египтяне напали из засады на крупнейший из них, считая, что именно там должен находиться командир. Они взяли его на абордаж, и когда бой на палубе был в разгаре, лодка хитроумного Шахкея как раз проскользнула мимо. Люди Нутернехта, командовавшего операцией, поняли это поздно и смогли лишь разразиться проклятиями и выстрелить из всех своих луков вслед ускользающему противнику. И удача, почти уже павшая в объятия Шахкея, вдруг дернула плечом и одна из стрел попала речному всаднику в бедро.

Хека отрезал наконечник, торчавший наружу, вытащил тонкое древко и остановил кровь, приготовил мазь и смазал рану. Первые два дня пути Шахкей чувствовал себя неплохо. В первом же гиксосском гарнизоне, до которого довела водная дорога, он все свое войско сдал под начало местного гарнизонного начальника, уже наслышанного о фиванских событиях. А сам, все на той же лодке, отправился дальше вниз по реке. Никому, даже брату, он не мог доверить столь ценных пленников. Кроме того, он понимал, что только если он сам расскажет царю, что же все-таки произошло в Фивах, у него есть шанс оправдаться.

Для Мериптаха промелькнувшая слева по борту битва, со всеми ее душераздирающими криками, свистом стрел, плеском взбиваемой веслами воды, воем и причитаниями раненых, осталась просто тенью, событием скорее из его продолжительного сновидения, в котором он незаметно для окружающих пребывал все дни после змеиного укуса в амбаре.

Правда, с каждым часом сознание мальчика прояснялось все более, и вскоре он уже точно знал, что находится не где-нибудь, а на корабле, плывущем вниз по Нилу. Из этого можно было сделать вывод, что отец, несмотря на свою столь ужасную смерть, все же выполнил свое обещание и отправил его в великий город Аварис. С тем соображением, что путь лежит именно туда, в дельту, плохо сочеталось присутствие на борту однорукого учителя Ти. Мериптах слишком хорошо помнил их жаркую схватку на дне глиняного колодца, тогда учитель изо всех сил хотел уберечь своего ученика от змея-царя Апопа.

Учитель Ти разговаривал с гиксосом осторожно, почти почтительно, а когда тот прятался в палатке на носу, то кривил вслед ему презрительные рожи, тайком от бесконечно поющих солдат, привалившихся к бортам. Надо было понимать, что учитель находится на этом корабле без большого удовольствия для себя. Это еще более путало картину плавания, и ни к чему у мальчика не появлялось окончательного отношения.