Книга Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получение эксклюзива от Кеннеди о Венском саммите, когда полторы тысячи репортеров всеми правдами и неправдами пытались получить доступ к президенту, имело существенное значение для Рестона в новый век телевидения, столь презираемого им. Это было тем более значимо, что Кеннеди разговаривал с ним в полутемной комнате, за закрытыми жалюзи, чтобы скрыть встречу от других репортеров.
«Что, было очень трудно?» – спросил Рестон.
«Это было самое тяжелое испытание в моей жизни, – ответил Кеннеди. – Он яростно нападал на меня».
Рестон пометил в блокноте: «Не обычные враки. Он похож на человека, который говорит правду».
Сидя рядом с Рестоном на диване, Кеннеди рассказал, что Хрущев подверг яростной критике американский империализм – и повел себя особенно агрессивно при обсуждении берлинского вопроса. «У меня два вопроса, требующие ответа, – сказал президент Рестону. – Во-первых, надо понять, почему он вел себя так агрессивно. И во-вторых, понять, как нам действовать дальше».
Рестон, ни словом не обмолвившись в своей статье в «Нью-Йорк таймс» о встрече с Кеннеди, написал, что «непреклонность и твердость советского лидера поразили президента». Он назвал полемику двух лидеров ожесточенной и справедливо отметил, что Кеннеди уехал из Вены, явно не испытывая оптимизма. В частности, у президента определенно создалось впечатление, что «германский вопрос встанет в самое ближайшее время». Кеннеди сказал Рестону, что, по его мнению, Хрущев «так себя вел из-за нашей неудачи на Кубе. Видимо, решил, что с человеком, ухитрившимся ввязаться в такую историю, легко будет справиться. Решил, что я молод, неопытен и слаб духом. Он меня просто отколошматил… У нас серьезнейшая проблема». Однако, продолжил президент, «если он считает, что я неопытен и слаб – я обязан его в этом разубедить, иначе мы так никуда и не двинемся. Так что мы должны действовать». Он сообщил Рестону, что, среди прочего, собирается увеличить военный бюджет и направить еще одну дивизию в Германию.
Во время полета из Вены в Лондон Кеннеди, желая еще немного отвести душу, пригласил в свой салон О’Доннелла, чтобы его не слышали Раск, Болен и остальные находившиеся на «борту номер один». В самолете царила столь мрачная атмосфера, что адъютант Кеннеди генерал ВВС Годфри Макхью сравнил этот полет с «полетом бейсбольной команды, проигравшей в Мировой серии [51]. Все в основном молчали».
Кеннеди начал свое президентство с твердого решения на время отложить берлинскую проблему. Однако теперь ситуация грозила выйти из-под контроля. Он был в ужасе оттого, что вопрос сохранения определенных прав Западной Германии и союзников в Западном Берлине может вызвать ядерную войну.
«Все войны начинаются с глупости, – сказал Кеннеди О’Доннеллу. – Бог свидетель, я не изоляционист, но кажется чрезвычайной глупостью рисковать жизнью миллионов американцев из-за спора о правах доступа по автобану… или из-за того, что немцы хотят объединения Германии. Должны быть гораздо более крупные и важные причины, чем эти, если мне придется грозить России ядерной войной. Ставкой должна быть свобода всей Западной Европы, прежде чем я припру Хрущева к стенке и подвергну его окончательному испытанию».
Больше всех были разочарованы те, кто перед Венским саммитом старался как можно подробнее проинструктировать президента. Особое разочарование постигло сотрудников посла Томпсона, которые поняли, что президент проигнорировал большую часть их советов. Позже один из них, Кемптон Дженкинс, высказал мнение, что это была «прекрасная возможность для Кеннеди продемонстрировать свое обаяние, очарование Джеки, а затем взять и заявить: «Я хочу сказать совершенно откровенно. Уберите свои окровавленные руки от Берлина, или мы уничтожим вас».
У Соединенных Штатов было столь существенное ядерное превосходство, что у Кеннеди не было причин терпеть поражение на венской встрече. Позже, внимательно изучив расшифровку стенограмм, Дженкинс выразил сожаление, что Кеннеди «ни разу» не дал жесткого отпора Хрущеву. «Он постоянно говорил: «Мы должны найти выход»; «Что нам сделать, чтобы убедить вас?»; «Нам бы хотелось, чтобы вы не сомневались в наших намерениях»; «Мы не агрессоры».
Далее президент сделал все, чтобы Хрущев еще более укрепился во мнении, что им легко манипулировать, и, поняв это, Хрущев стал вести себя более агрессивно.
Предшественники Кеннеди так упорно защищали Западный Берлин отчасти в надежде на то, что в конечном итоге удастся освободиться от коммунистического управления Восточной Германией, и для того, чтобы поддержать притязания западногерманского правительства, которое рассматривало Берлин как будущую столицу объединенной Германии. Кеннеди думал не об этом, а о том, чтобы не допустить ошибок. По его мнению, в результате вывода войск Западная Германия могла выступить против США и Великобритании и появлялась вероятность распада НАТО.
В разговоре с О’Доннеллом по пути в Лондон Кеннеди сказал, что сочувствует Хрущеву, попавшему в столь трудное положение. Он понимал, что проблема Советов носит экономический характер; процветающий западногерманский капитализм притягивал таланты Восточной Германии.
«Мы не можем обвинять Хрущева в том, что он так остро реагирует, когда речь заходит о Германии», – сказал президент О’Доннеллу.
Несмотря на то что Хрущев его только что «отколошматил», Кеннеди излил свою злобу на Аденауэра и западных немцев, которые непрерывно жаловались на то, что он недостаточно жестко ведет себя по отношению к Советам. Президент не собирался ввязываться в войну из-за Берлина – хотя послевоенные соглашения обязывали его к этому. «Не мы явились причиной отсутствия единства в Германии, – сказал Кеннеди О’Доннеллу. – На самом деле мы не несем ответственности за оккупацию Берлина четырьмя державами. А теперь западные немцы хотят, чтобы мы выгнали русских из Восточной Германии».
В разговоре с О’Доннеллом Кеннеди с недовольством констатировал, что «мы тратим огромные средства на обеспечение защиты Западной Европы и в особенности Западной Германии, в то время как Западная Германия стремительно приближается к тому, чтобы стать одной из наиболее развитых в промышленном отношении стран в мире. Что ж, если они думают, что мы ввяжемся в войну за Берлин, считая, что это последний отчаянный шаг для спасения НАТО, то они ошибаются!».
Когда президентский самолет приземлился в Лондоне, Кеннеди сказал О’Доннеллу, что сомневается в том, будто Хрущев, «несмотря на все угрозы», на самом деле сделает то, о чем говорил. Однако, добавил он, «если мы окажемся перед необходимостью начать ядерную войну, то должны понимать, что ее начнет президент Соединенных Штатов, и только он. А не всегда готовый схватиться за оружие сержант на контрольно-пропускном пункте в Восточной Германии».
Лондон
Понедельник, утро, 5 июня 1961 года
Британский премьер-министр Макмиллан мгновенно почувствовал, какие физические и душевные страдания испытывает Кеннеди – боль в спине и переживания от встречи с Хрущевым.