Книга Рубикон. Дважды в одну реку - Константин Калбазов

Ничего. Если долго мучиться, что-нибудь получится. Сейчас это его чуть ли не самая любимая присказка, потому как именно так у него протекает жизнь все два года, что он провел в этом мире. Черт! Щека отозвалась тупой болью. Поаккуратнее надо. Рана на щеке уже практически зарубцевалась, но один из укусов пришелся рядом с розовым шрамом. Хм. Скорее все же рубцом, изрядно подпортившим красоту. А он еще вздумал улыбаться.

Тот бой на берегу неприметного ручья они все же выиграли. Все еще остававшиеся на ногах чуть больше двух десятков магаков не выдержали и обратились в бегство. Вот только и из отряда Дмитрия в строю находились всего девятнадцать человек. Да и из них половина имели ранения. Причем такие, как разорванная щека Дмитрия и ушибы, в расчет не шли.

Шестерых они потеряли безвозвратно. Двоим проломили черепа, слишком сильные удары, которые не смогла погасить жесткая кожа шлемов. Трое изошли кровью из‑за перебитых артерий. Еще одному перерезали горло. Семеро получили достаточно серьезные ранения и не могли воевать.

Но глядя на отметины, оставшиеся на доспехах, можно с уверенностью заявить: если бы не эта защита, то им бы нипочем не выстоять. Кстати, двое из выведенных из строя смогли подняться на ноги. Им повезло больше, шлемы спасли им жизнь, хотя без сотрясения не обошлось. Помощники из них никакие, но по меньшей мере они могли самостоятельно двигаться. Погибли и две собаки, а один пес получил серьезные раны, так что его тоже нужно было нести. Не дело бросать боевого товарища.

Те несколько километров до места, где ручей уже мог принять на себя лодки, дались им с большим трудом. Достигнув желанной цели, им пришлось становиться на ночевку. Опасно, не без того, но сил для дальнейшего путешествия просто не оставалось. Лодки, которые они волокли с собой, были изрядно перегружены. Там находились и раненые, и оружие, и все снятое с их убитых товарищей, как и их головы. Не имея возможности унести тела, сауни отсекли головы, чтобы иметь возможность достойно похоронить.

Раненных магаков на этот раз добили всех до единого. Дипломатия дипломатией, но Дмитрий решил показать врагам, что задирать сауни себе дороже. На этот раз выжили только те, кто сумел бежать. А что, тоже своего рода послание. Как говорится – кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет.

Наутро началась их водная одиссея. Хорошо хоть им не повстречались ни люди, ни хищники, иначе как бы они отбивались, было решительно непонятно. До Дона добрались с относительным комфортом, влекомые течением ручья, постепенно превратившегося в небольшую реку. А вот потом пришлось налегать на весла. И хотя у берега течение практически не ощущалось, для измотанных и изможденных людей это оказалось достаточно серьезным испытанием. На третий день пути умерли еще двое бойцов.

Потом было триумфальное возвращение на заставу. Впрочем, Дмитрий в этом не видел особого триумфа. Потерять восемь взрослых и сильных мужчин, освободив при этом двенадцать детей… Сомнительный успех. Он, конечно, делал ставку на подрастающее поколение, но пока они все вырастут, их нужно суметь защитить.

Однако его пессимизм оказался неоправданным. Жертвы оказались не напрасными. Уже через неделю после их возвращения на заставе появилось посольство от магаков. Потери в виде почти полутора сотен охотников для племени были серьезными и сумели-таки вразумить высшее руководство о необходимости вдумчивого подхода к предложениям сауни.

Возможно, ничего такого не получилось бы, будь у аборигенов более централизованное руководство. Тогда сауни не удалось бы избежать большого похода. Но существующие реалии все же больше способствовали началу переговоров. Ведь любой род мог сам принять для себя решение, дружить им с сауни или враждовать. Такое положение устроило бы Соловьева еще больше, но, как видно, шаманы осознавали возможность подобной неблаговидной ситуации.

Два дня назад к назначенному месту подошли пироги, переполненные людьми, и основную их массу составляли дети, возвращающиеся к своему народу. А еще днем позже подошел и второй караван, на этот раз от магаков. Теперь сауни предстояло выполнить свою часть договора, и Дмитрий намеревался исполнить все.

– Ну как, злые вутки?

Табук смотрит на своего вождя с нескрываемой иронией, а точнее, дружеской издевкой. Ну что ж, есть с чего. Понять, что один из укусов пришелся на лицо и теперь его перекосит так, что любо-дорого, большого ума не надо, а если еще и представить, насколько при этом потешный вид примет начальник… Вот ничего за такое не жалко. Ладно. Один теперь точно останется без сладкого. Наука на будущее.

Как бы не так. Глава металлургов нахально потянул из берестяного туеска кусок истекающей золотистой сладостью соты и, подмигнув, забросил в рот. Ну и пусть его. В конце концов, помогал, так отчего не попробовать. К тому же парень и не думал наглеть, выбрал самый маленький.

– Я жнаю, што воск не надо выбрашивать, не волнуйша, – с наслаждением жуя, заявил Табук.

– Вот и не выбрасывай. Ладно, пошли. Надо готовиться, а завтра в путь.

Разумеется, на заставе лодок на всех не хватит, так что эвакуация будет проходить в два этапа. В первую партию войдут все раненые, треть бойцов и оставшиеся места займет детвора. Потом воины вернутся за остальными с необходимым количеством плавсредств. Несмотря на простоту конструкции, изготовление пироги – достаточно трудоемкая работа, так что ни магаки, ни хакота и не подумали оставлять их вместе с доставленными детьми. Ну да это не главное. Уж как переправить соплеменников к Новому, они разберутся. А заставу устроят на новом месте, так чтобы поближе к поселениям, а то здесь вовсе получается у черта на куличках.

Кстати, вроде как появился вариант увеличить если не численность племени, то долю мужского населения. Не особо много, но вариант вполне реальный. Дело в том, что во многих родах имелись инвалиды, получившие то или иное увечье. При местных достижениях в медицине этому обстоятельству не стоило удивляться. От родственника никто и не подумает избавляться, поэтому те и живут нахлебниками. Никто не станет попрекать этим обстоятельством, но какому мужику понравится жить милостью окружающих. Многие не выдерживают и, не желая быть обузой, кончают с собой. Другие скрепя сердце продолжают жить иждивенцами. Относительными, конечно. Помогают чем могут. Вот только могут они в существующих реалиях очень и очень мало.

Об этом Дмитрию рассказал Рохт, который также чувствовал себя неполноценным охотником. Может, именно то обстоятельство, что он стал плохим охотником, и толкнуло его первым встать на путь, предложенный посланником великого духа. Соловьев избегал спрашивать об этом, чтобы, не дай бог, не обидеть. А вот за слова вождя зацепился. Заговорил он об этом, когда увидел среди вернувшихся одного с раздробленной ногой. На родной Земле такую травму скорее всего вылечили бы без последствий, но здесь это сродни приговору.

Парень оказался с характером и едва не лишил себя жизни. И главное, все восприняли это с пониманием и даже одобрением. Хорошо хоть Дмитрий вовремя заметил это безобразие. Поговорил, дал понять, что не только охотой единой сыт человек. Пристыдил, мол, детей нужно еще поднимать. Убедил, одним словом. Ну неужели они не найдут ему занятие? Это когда мужских-то рук катастрофически не хватает? Бред сивой кобылы. Главное, чтобы он сам захотел.