Книга Катушка синих ниток - Энн Тайлер

Джуниор застонал.

– …поэтому я вошла, а в вестибюле тепло, уютно! Я поднялась по лестнице, меня никто не видел, и я пошла к твоей комнате и хотела открыть, но было заперто.

– Ты же это знала, – сказал Джуниор. – Ты видела, как я запирал дверь.

– Да? Не помню даже, видать, зазевалась. Ты меня так быстро выпихал… Ну, думаю, хорошо, посижу в холле, подожду. Хотя бы в тепле. Так я подумала и села прямо на пол у твоей комнаты.

Он опять застонал.

– И тут вдруг: «Ой!» Я, кажись, задремала. «Ой!» – кто-то кричит, а я смотрю: надо мной нависла цветная девушка, смотрит, а глаза как блюдца. «Миз Дейвис! – вопит. – Скорей сюда! Тут воровка!» А ведь видела прекрасно, что я прилично одета. Миссис Дейвис услыхала и примчалась снизу по лестнице, топает как слон, вся запыхалась, и говорит: «Объясните, что вы тут делаете?» Я решила, раз она женщина, то у нее доброе сердце. Понадеялась на ее милосердие. Миссис Дейвис, говорю, я вам честно все объясню: я приехала из дома повидать Джуниора, потому что мы с ним влюблены. А на улице холодно, не поверите, просто жуть как холодно, а я за весь день только чашечку горячего шоколада и выпила, да еще бесплатный сэндвич для нищих, и глоточек молока, которое Джуниор держит за окном, и кусочек его магазинного хлеба…

– Боже милостивый, Линии! – Джуниор похолодел от ужаса.

– Ну а что еще говорить? Я думала, раз она женщина… А ты бы по-другому подумал? Я надеялась, она скажет: «Господи, бедненькая девочка, ты, видно, промерзла до костей». А она, Джуниор, повела себя хуже мегеры. Мне бы сразу догадаться – патлы эти ее крашеные. Она закричала: «Вон!» Закричала: «Оба с ним – вон! Я-то еще думала, что Джуниор Уитшенк приличный молодой человек, труженик. И ведь могла бы взять плату побольше, коль скоро человек питается в комнате, но не стала, я с ним по-христиански, и какую получаю благодарность? Вон, – вопит, – у меня здесь не публичный дом!» Схватила ключи со связки на поясе, отперла твою дверь и велела: «Собирай вещи, и свои и его, и выметайся!»

Джуниор схватился за голову.

– А потом висела надо мной, Джуниор, как будто я преступница какая, и следила, пока я собиралась. И цветная девушка так и стояла с вытаращенными глазами. Что я могла украсть? И зачем? Я не нашла чемодана для твоих вещей и спросила, ну прямо вот очень вежливо. «Миссис Дейвис, – спрашиваю, – не одолжите картонную коробку? Обещаю, я потом верну». А она мне: «Ха! Так я тебе и поверила!» Как будто картонная коробка драгоценность великая. В общем, пришлось мне увязать все в твой комбинезон, другого ничего не было.

– Ты собрала все мои вещи? – спросил Джуниор.

– Да. Увязала в мешок, как у бродяги. А потом мне пришлось…

– И жестяную банку «Принц Альберт»?

– Да, все до мелочи, говорю же.

– И жестяную банку «Принц Альберт», Линии?

– Да, и жестяную банку «Принц Альберт». Что в ней такого особенного? Я думала, ты куришь «Кэмел».

– Я совсем теперь не курю, – с горечью бросил он. – Это слишком дорого.

– Тогда зачем?..

– Подожди, я хочу кое-что прояснить, – перебил он. – Значит, мне теперь негде жить, это ты хочешь сказать?

– Негде, и мне тоже. Можешь представить? Ждал ты от нее такой жестокости? И потом еще мне пришлось волочь все по улице – и мой чемодан, и этот огромный узел, и банку с хлебом… Ой! Джуниор! Бутылка с молоком! Я забыла твое молоко! Ой, прости, мне так жаль!

– Этого тебе жаль?

– Я куплю! Я проходила мимо магазина, видела, молоко стоит десять центов. Десять центов у меня точно есть.

– Короче, сегодня я сплю на улице, – сказал Джуниор.

– Нет, подожди, я еще не дорассказала. Тащу я, значит, наши пожитки по улице, плачу и выглядываю вывеску «Сдается комната», но ни одной нету. Взяла и постучала в дверь к какой-то женщине и говорю: «Пожалуйста, помогите, мы с мужем лишились дома, и нам негде жить».

– Ну, подобные номера здесь не проходят, – заявил Джуниор, решив пока проигнорировать «мужа». – Полстраны в таком положении.

– Это верно, – весело согласилась Линии. – Ни с ней не прошло, ни с хозяйкой соседнего дома, и потом еще соседнего, хотя все они были очень добрые. «Прости, милая», – говорили, а одна леди даже угостила четвертинкой имбирного пряника, но я тогда еще не хотела из-за бесплатного сэндвича. Прошла я до самого конца Датч-стрит. У кафе свернула налево, там, конечно, спрашивать не стала – как они со мной обошлись! Но леди в следующем доме согласилась нас приютить.

– Что?

– И комната у нее гораздо лучше. Кровать шире, так что в кресле тебе спать не придется. Комода нет, зато есть тумбочка у кровати с ящиками и еще шкаф. Эта женщина меня пустила, потому что у нее мужа уволили, и она уже сама собиралась переселить их маленького сына в комнату к сестре, а его комнату сдавать. Пять долларов в неделю.

– Пять долларов! – закричал Джуниор. – Что так дорого?

– Это дорого?

– Миссис Дейвис я платил четыре.

– Да?

– С питанием? – уточнил Джуниор.

– М-м… нет.

Джуниор с тоской посмотрел на пансион миссис Дейвис. Хотелось взбежать на крыльцо, позвонить в звонок. Может, удастся упросить? Он вроде бы всегда ей нравился. Она даже настаивала, чтобы он называл ее Бэсс, но это было бы чересчур, ей ведь точно за сорок. А в Рождество она пригласила его к себе в гостиную выпить бокал кое-чего особенного (так она сказала), купленного ею в малярной лавке. Да только получилось неловко, потому что Джуниор, хоть ему и не хватало собеседников, с миссис Дейвис не мог связать и двух слов.

Сделать вид, что пришел отдать ключи? А там уж ввернуть между прочим, что он едва знает Линии Мэй (это, в сущности, правда) и она ему никто – так, девушка из родных мест, которую он пожалел, потому что ей негде остановиться.

Но как раз когда Джуниор глянул на дом, в окне сердито задернули занавески, и он понял, что не стоит и пробовать.

Он направился к «эссексу». Линии бодро, почти подпрыгивая, шагала рядом.

– Тебе понравится Кора Ли, – пообещала она. – Кора Ли из Западной Вирджинии.

– Ах, она уже Кора Ли, надо же.

– Она считает, что мы молодцы и храбрецы, что решились уехать одни так далеко от своих семей.

– Линии Мэй, – он резко остановился, – почему ты сказала, что я твой муж?

– Ну а что еще говорить? Кто бы нам комнату сдал, если б знал, что мы не женаты? И потом, я чувствую себя замужем. Мне не кажется, что я байки людям рассказываю.

– Здесь это называется «врать». Здесь не принято жеманничать и притворяться, будто «рассказываешь байки».

– А я вот так не могу. У нас дома слово «врать» считается грубое, и тебе это очень даже прекрасно известно. – Линии шутливо толкнула его в бок, и они двинулись дальше. – В любом случае, – продолжала она, – тут ни «сказки», ни «враки» не подходят. У меня и правда ощущение, что мы всегда были муж и жена, давно, еще до рождения.