Книга Разбитое сердце июля - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Серьезно? – саркастическиусмехнулась Алена. – А как насчет того, что она притворялась уборщицей внашем коттедже? Не подозрительно?
– Подозрительно, – кивнулНестеров. – Но вы можете положа руку на сердце поклясться, что неошибаетесь, что в коттедже действительно была она?
Алена положила руку на сердце… и опустилаголову. Поклясться она не могла. Никакой уверенности – одни смутные ощущения.
– С этой барышней мы еще хватимхлопот, – мрачно сказал Нестеров. – Если она и впрямь причастна к убийствами к непонятным поискам в вашем номере, вернее, в номере покойного Толикова, тоу нее железные нервы и незаурядная изобретательность. Вдобавок, если ею движетместь за Лютова…
– Получается, она убеждена, что он убит,а не покончил с собой, – задумчиво произнесла Алена. – Но почему,почему? На чем основано ее убеждение?
– Почему-то мне кажется, мы вовек недогадаемся, – вздохнул Нестеров. – Разве что она нам сама скажет… Нов этом я сомневаюсь, сильно сомневаюсь!
– Погодите, – не слушая его, потрясеннопродолжала Алена. – Нина Елисеева была любовницей Лютова, а потом каким-тообразом до такой степени вошла в доверие к Юровскому, что он даже оформил на ееимя доверенность на машину. Не она ли была той самой подругой жизни, которую онсобирался везти на дачу в день гибели? Помните, он вам сказал, что успеет и свами встретиться, и подругу жизни на дачу свозить? Подруга жизни – это илижена, или любовница. Бывшая любовница Лютова, которую тот любил до гроба – всамом деле до гроба, ведь так и написал в прощальном письме! – становитсялюбовницей Юровского, водит его за нос и в конце концов убивает… А если всебыло не так? Если она именно Лютова за нос водила? Ведь от кого-то узнали жеЮровский и Толиков, что бывший компаньон в обход их стакнулся с Холстиным?Почему не от Нины?
– То есть к смерти Юровского она не имеетотношения?
– Да почему, может быть, и имеет. НоЛютов писал свое последнее письмо к той, которая его предала! Нет, пусть будетне так, не так, не так! – чуть ли не вскрикнула Алена.
Нестеров посмотрел на нее испытующе:
– Будет так, как есть на самом деле, авовсе не так, как вам хочется или как нужно для развития сюжета. И бесполезнопо этому поводу переживать, понятно? Ладно, прочь сомнения, прочь тревоги, какписал мой любимый поэт Заболоцкий. Поживем – увидим, а пока пристегнитесьвсе-таки, Алена, я хочу по пути завернуть в Кстово, к Катюше, на улицуТихоновскую. Вдруг она вернулась домой?
Алена была так изумлена упоминаниемЗаболоцкого (тоже, кстати, одного из любимейших ее поэтов), что в самом делепристегнулась. И всю дорогу до Кстова сидела вся такая пристегнутая, размышляянад тем, как точно сказал Нестеров: будет то, что есть на самом деле, а не то,чего хочешь. Увы, в жизни Алена слишком часто проверяла эту аксиому. Взять хотябы отношения с Игорем…
Нет, не надо об Игоре, лучше о Нестерове.Какой он все-таки загадочный человек, этот мент. Умный, ироничный, надежный,обаятельный… Повезло ей с напарником, с соседом, со спутником сегодняшнего дня,повезло! Редко когда общаешься с малознакомым человеком с таким удовольствием,без всякого напряга. Конечно, правы сведущие люди, которые говорят, что постельочень сближает, но…
В подробности своих и Нестерова постельныхотношений углубляться не хотелось. Алена и не стала. Тем более что они приехалив Кстово.
Есть такое выражение: «Понюхали пробой дапошли домой». Это про них, про Алену и Нестерова, потому что в Кстово им тожене повезло. На звонок в Катюшиной квартире никто не отвечал, то есть она и еемуж еще не вернулись с работы. Пришлось уехать ни с чем. По пути Алена отнечего делать поглядывала на обочины, но ни заслуженной «Хонды», ни сборщиковмусора не обнаружила.
И тут Нестеров преподнес ей очередной сюрприз.
Не доезжая до поворота на «Юбилейный», оностановил машину и повернулся к Алене с незнакомым, несвойственным емунерешительным выражением лица:
– Алена, я хотел сказать… спросить…
– О чем? – улыбнулась она, невольнонастораживаясь.
– Понимаете, такой сегодня у нас с вамидлинный-предлинный день, просто сумасшедше-безразмерный день… тяжелый… –мямлил Нестеров. – И вы все время были рядом. И я подумал, как хорошо былобы…
Он замялся.
Алена не только насторожилась, но ивстревожилась.
Опасная преамбула, ей-богу! Опасноесослагательное наклонение! Очень уж двусмысленное…
Но уж чему и научила ее жизнь, так этовиртуозно выруливать из двусмысленных ситуаций. Потому и спросила с усмешкой:
– Что, опять хотите предложить мне работув вашем будущем детективном агентстве?
– Ну да, и это тоже, – ответилНестеров после паузы уже нормальным голосом. – Но это в будущем, а пока яхотел просто посоветоваться.
– Насчет чего? – снова насторожиласьАлена.
– Насчет Холстина.
Вот те, девушка, и Юрьев день…
– А что насчет Холстина?
– Как – что? Он к нам, в смысле, ко мнеутром приходил и о чем говорил? О том самом трупе, который был потом найден подего же крыльцом. Версия какая, помните? Труп был, Холстин его спрятал в кустах,побежал звать на помощь, труп пропал, Холстин радостно сообщил, что, может, емувсе привиделось. Но потом труп нашелся… Должен ли я доложить по начальству, чтопоступало такое заявление?
– А что, было заявление? – удивиласьАлена. – Не припоминаю. А самое главное, что и трупа не было!
– Хм, оно, конечно, так, –согласился Нестеров. – И вообще… Я ведь находился в то время не на службе.
– Да уж! – усмехнулась Алена. –А раз так, вы совершенно не обязаны исполнять служебный долг. Тем более, такоеу меня впечатление, что вам его не слишком-то хочется исполнять.
– Не хочется, – снова кивнулНестеров. – И знаете почему? Я должен понять, что происходит. Сам понять!Все-таки Толиков обратился ко мне за помощью, а я ему не помог. И Холстинсначала пришел ко мне, а я опять же ему не помог. И у меня еще множествовопросов, на которые пока нет ответов. Но если я сообщу по инстанциям обутреннем появлении Холстина, а еще того пуще – о нашем с вами самодеятельномрасследовании, то дело закрутится дальше само собой, помимо меня. Я не получуничего, кроме серьезного втыка, а то и выговора. Вам-то это как с гуся вода,ну, пожмете плечами и выдумаете очередную интригу для своего романа, а для меня– пока еще работа…