Книга Моя жена - ведьма - Андрей Белянин

Естественно, при всей этой беготне многократного стука в дверь никто не услышал. Это уже когда красный от ярости Павел Аркадьевич, топая ногами, заорал во всю мощь, мы трое сообразили оглянуться, но было поздно – графиню занесло.

– Пошел вон, дурак! У нас урок.

– Что-о-о? – обомлел барин.

– Шнелле, шнелле, руссише швайн! – неожиданно для самого себя выкрикнул я. Не знаю, как хозяин оценил мой немецкий, но его словно ветром сдуло. На Ольгу Марковну это произвело самое благоприятное впечатление, она решила, что если уж я послал мужа, то только для того, чтобы сию минуту отдаться ей. Как же…

– О майн либен! – расцвела она.

– О майн Готт! – ответил я, вовремя прячась за спинку дивана, страстная графиня стукнулась об нее головой, недооценив силу мужского коварства.

– Ну-у… нельзя же так с женщиной… – укоризненно протянул Анцифер, стараясь смотреть в потолок, а не на застрявшую задом вверх барыню. – Проявляйте твердость, а не грубость.

К сожалению, именно моя грубость и возбудила в Ольге Марковне очередной всплеск африканской страсти. Она умудрилась отодвинуть тяжелый диван в нужную сторону и поймать меня за руку. Мы покатились по ковру в партерной борьбе. Я начал орать, чувствуя, что вот-вот стану жертвой бессовестного насилия. Бить женщину я не мог, а оттолкнуть не удавалось – руки соскальзывали с ее мокрой кожи.

– Анцифер!

– Уже бегу… а, минуточку! Там шаги за дверью, может быть, Павел Аркадьевич вернулся?

Дверь распахнулась с ужасающим грохотом. В проеме действительно стоял гневный барин с большим охотничьим ружьем. При виде распростертого меня и графини сверху он пошел пятнами… Потом покраснел так, словно собрался лопнуть, и, потрясая двустволкой, завопил:

– Пристрелю кобеля немецкого!

В ту же минуту в двери просочился заспанный Фармазон. Черт неловко ткнул под руку хозяина, ружье дернулось, и двойной заряд разнес большую вазу с цветами.

– Ух ты… И не стыдно? Сами развлекаетесь, а меня разбудить забыли… Циля, это ты такой роскошный бардачок устроил? Не оправдывайся, я по глазам вижу, что ты. Графиня в неглиже и мыле, рогоносец махает дедовским дробовиком, а наш герой-любовник утомленно загорает на собачьем коврике. Циля, ты же воруешь мои прерогативы – втравить хозяина в такое…

– Убью, фриц поганый, – снова взвыл барин, лихорадочно пытаясь перезарядить двустволку.

Графиня под шумок чмокнула меня в челюсть и гордо встала, стряхивая осколки и лепестки:

– Скотина, я все могу объяснить…

– Да уж, сделайте милость, – сдержанно пробурчал я, пока Анцифер с Фармазоном ставили меня на ноги.

– Что ж тут объяснять, ласточка моя?! – удивился хозяин. – Разве ж я не вижу, что этот немчура здесь вытворяет? Он же, насильник, тебя, счастье мое, едва не…

– Кто? Я?!! – Близнецы гирями повисли на руках, пытаясь меня удержать, но плотина терпения лопнула! – Где у вас глаза, тиран репоголовый? Да ваша супруга мне с первой встречи проходу не дает! Забодала своей любовью окончательно! Я требую оградить меня от ее озабоченности. В культурных странах за такое домогательство тихого домашнего учителя можно под суд угодить!

– Что? Он… как он смеет, Оленька?

– Очень даже смею! Она ваша жена? Так вот и проследите, чтобы она свою неудовлетворенность на мою бедную голову не сваливала!

Я выдохся. В комнате стало тихо-тихо. Барин переводил умоляющий взгляд с жены на меня, на общий кавардак, потом снова на жену…

– Серега, ты глянь, мужик явно не в себе: губки дрожат, цвет лица в зелень отдавать начал, языком шевелит не по делу, ножками сучит… Зря ты с ним так сурово. Обманутым мужьям глаза нужно открывать постепенно.

– Да, – вздохнув, поддержал братца погрустневший ангел, – как-то не по-христиански получилось. Без милосердия, без человеколюбия, справедливо, но… жестоко. Может быть, в душе этого самодура еще остались хоть какие-то чувства, раз он так страдает. А ведь страдания исцеляют душу…

– Ладно, я был не прав. Прошу прощения у всех присутствующих! Я… попробую прочесть что-нибудь лирическое, о восстановившейся любви. Надеюсь, поможет…

– А… о… у… – было возопил Анцифер, но Фармазон ловко засунул ему в рот его же кружевное жабо.

– Читай, Серега! Пусть всем будет хорошо!

Я чуть прикрыл глаза, вспоминая…

Пограничье. Поле боя.

Ты да я да мы с тобою.

Постоянная война,

Я один, и ты одна.

Слева пушки, справа бомбы,

Душ пустые катакомбы,

Как берлинская стена.

Чья вина? Ничья вина.

Мы живем в пылу сражений,

В взрывчатости отношений,

В мертвой пропасти без дна,

И победа не видна,

Но расписаны, как ноты,

Канонады, артналеты.

Наша бедная страна

В эти дни совсем бедна.

Убедившись в неудаче,

Мы сойдемся и поплачем,

Поцелуемся спьяна.

Что поделаешь – война…

– Оленька! – всхлипнул барин, протягивая руки.

– Павлик! – прошептала барыня, бросаясь в объятия супруга.

Господи, неужели у меня получилось?

Помещики Филатовы поливали друг друга слезами, умиленно обзываясь при этом самыми ласковыми именами. Братцы впервые посмотрели на меня с неподдельным уважением, кажется, этим стихотворением я действительно угодил всем. Непонятно, правда, чего теперь делать лично мне? От «барской ласки» я избавлен, но если и этой ночью Ольга Марковна припрется меня есть, то ведь надо как-то подумать о собственной безопасности. Вопрос о медведях отодвинулся на второй план. Живучего волка-оборотня тоже нельзя не брать в расчет. Запутался я… А тут еще подбежали двое рослых молодцов в охотничьих костюмах и хором заскулили:

– Беда, батюшка барин…

– Подите к чертям болотным, холопы! – огрызнулся Павел Аркадьевич. Он настолько увлекся обниманием жены, что забыл про все на свете. – Вон из дома, и до охоты не беспокоить меня, балбесы осиновые! Ты уж прости, душенька, вечно лезут не вовремя…

– Так ведь о том и речь, – сбивчиво извиняясь, попятились егеря. – Не прогневайся, барин, а толь-ко…

– Что еще?! – уже не на шутку рассердившись, зарычала Ольга Марковна, заподозрив, что ее разглядывают отнюдь не с почтительным страхом в глазах. – Не будет сегодня охоты.

* * *

Дальнейшие события развивались шумно и динамично. Графиня вновь завернулась в свой плед, Павел Аркадьевич бросился во двор, пинками гоня неповинных егерей. По доносившимся воплям я понял, что кто-то до отвала накормил всю свору охотничьих псов, теперь они ни за что не пойдут по следу. Ах, крысюки… так тонко и талантливо провести всю операцию – молодцы! Барин ругался как извозчик, но все тщетно, виновных не нашли. Естественно, кто, как не крысы, мог вскрыть любые склады, закормить голодных псов до неподвижного лежания и скрыться незамеченным. Мысленно поблагодарив отчаянных разведчиков Кошкострахуса, я неторопливо двинулся в сад, Анцифер с Фармазоном остались сторожить графиню. Им было о чем поговорить, а я надеялся, что мое послание дошло и до Наташи. Хотя понимание того, как она рискует, появляясь в саду днем, пришло гораздо позднее – сначала я просто был безумно рад ее видеть.