Книга Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы даже не представляете, насколько вы правы! – взволнованно отзывается со своего места Това. – Я однажды слышала, как кто-то сказал, что если бабушка не готова ухаживать за внуками, то пусть потом не ждет, что кто-то будет ухаживать за ней в старости. Он так и сказал: «Кашку за кашку», – вроде как пошутил. Меня аж всю перевернуло, когда я это услышала; бедная его мама!
– Не все дети такие! – спешит возразить Клодин.
– Да, это так, – соглашается с ней Рут, – далеко не всех детей можно обвинить в неблагодарности, и не все считают, что им все положено, но в любом случае это может вылиться в неприятную историю. Я, правда, не встречала людей, у которых из-за этого распалась семья, но то, что это может служить причиной натянутых отношений, это точно. Меня лично это очень раздражает, но я думаю, что многие, если не большинство, предпочитают страдать молча, потому что, как сказала Нири, окружающая среда оказывает на нас очень сильное влияние, и не каждая решится делать что-то, что не принято. Никто из нас не любит, когда у нее за спиной перешептываются.
В комнате – тишина. Нири смотрит на часы.
– Нам пора прощаться, – прерывает она затянувшуюся паузу. – Я хочу поделиться с вами тем, о чем думала, когда слушала вас здесь сегодня. Мне вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, обязанности бабушки, в которые входят главным образом помощь детям и уход за внуками, порой кажутся вам тяжелыми и обременительными, но они же могут оказаться для некоторых из вас и своего рода защитой.
Нири останавливается, переводя взгляд с одной матери на другую; они, в свою очередь, с интересом ждут продолжения.
– Я имею в виду, что часть из женщин таким образом спасаются от ощущения пустоты, которое наступает, когда они выходят на пенсию или когда дети окончательно покидают родительский дом. Они предпочитают по уши уйти в пеленки-распашонки, нежели предстать перед зеркалом, задавая себе очень нелегкий вопрос: как жить дальше? Далеко не так просто, как кажется, найти себя, вырвавшись на свободу. В любом возрасте.
Рут согласно кивает, остальные сидят потупившись, обдумывая услышанное.
Нири опять бросает взгляд на часы – у нее в запасе еще пара минут.
– Помните, что как бы между прочим заметила Орна в самом начале нашей встречи? Она сказала, что с тех пор, как у нее появился мобильный телефон и кондиционер, она уже без них не может. Возможно, это еще одна особенность, характерная для вашего сегодняшнего состояния: в вашей жизни появились вещи или привычки, с которыми вы чувствуете себя очень комфортно, и с этим ощущением комфорта вы не желаете расстаться даже ради помощи дочке. Получается, что с какой бы стороны мы ни рассматривали вашу сегодняшнюю жизнь, вы явно находитесь на распутье.
Я сажусь в машину и, включая кондиционер, ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ на собственные мысли; действительно, тяжело отказаться от привычной, налаженной жизни ради чьей-то пользы, даже если это мои собственные дети. У каждого возраста свои жертвы.
Я мысленно возвращаюсь к группе. Женщины их поколения стали женами и матерями в большинстве своем в очень молодом возрасте и сразу взвалили на себя ответственность за дом, семью и заработок. При этом они не знали, что такое жить самостоятельно, отдельно от родителей; они не успели разобраться в себе, пробуя все, что приходит в голову, короче, они еще не определились как сложная многогранная личность. Такими тогда были общепринятые нормы, и, возможно, одной из характерных черт все еще неполного «раскрепощения женщины» было то, что никого тогда не мучили сомнения, кто важнее: я или семья и дети. Все двигались по строгому, заранее проложенному маршруту.
На сегодняшний день дети этих женщин выросли и покинули дом, домашние обязанности женщин резко сократились, да и материальная сторона жизни более или менее стабилизировалась. Впервые у них появилось свободное время, которое можно тратить, как заблагорассудится. Но оказывается, что и при взрослых детях мать по-прежнему стоит перед той же дилеммой: от нее ожидают помощи, она должна быть всегда рядом на случай, если она им понадобится или им нужны будут деньги. И даже если от нее практически не требуют никакой помощи, чувство вины не дает ей покоя, и она периодически задается вопросом, достаточно ли она делает для их благополучия.
Тот же конфликт всплывает на поверхность, как только рождается первый внук: автоматически возникает уже знакомый всем вопрос, сопровождаемый все тем же чувством вины, сколько отдавать дочке и сколько оставлять себе. По-видимому, никогда не сможет мать по-настоящему освободиться от душевной потребности, а, возможно, даже необходимости помогать детям – в данном случае дочке после того, как она родила – или хотя бы мысленно, наедине с собой взвесить такую возможность.
Может ли женщина быть абсолютно свободной? Позволяет ли ей это наше современное общество? То же общество, которое уже поддерживает выход матерей на работу, относится ли оно с пониманием к бабушкам, которые не желают отдавать всю себя уходу за внуками, а предпочитают жить своей жизнью? И даже не общество – дочка такой бабушки – сможет ли она принять это как должное?
Ну а я, я сама, готова ли я предоставить полную свободу моей маме? Заставить себя повзрослеть настолько, чтобы справляться самой, без нее? Смогу ли я перестать требовать от нее всегда находиться где-то рядом, как я это делала – конечно, не впрямую, а своими окольными путями, – когда была беременной и мне так хотелось оказаться опять ее маленькой любимой дочкой?
Мне становится грустно. Что с вами, Элла? Можете ли вы найти в себе силы, которые помогут вам выбраться из замкнутого круга вины и отчаяния? Сможете ли вы – мать, лишенная дочери, бабушка, лишенная внучки – превозмочь голоса, которые раздаются внутри и вокруг вас?
Я жду вас.
Сегодня вторник, восемь часов вечера. Сейчас должна начаться очередная встреча группы, но я туда не пойду.
Я иду на другую встречу.
Я стою возле двери, знакомой мне еще по той, далекой прежней жизни, и прислушиваюсь. Ни один звук не выдает происходящего в квартире, и все же моя рука резко поднимается и замирает на звонке, словно металлоискатель над спрятанным в глубине золотом. Я слышу звуки шагов и почти сразу – удивленный голос Дальи.
– Элла?! – произносит она, приоткрывая дверь на ширину ладони; и я ловлю на себе ее недоумевающий взгляд, за которым надежно скрываются все остальные чувства.
– Что-то случилось? – интересуется она, будто открывая передо мной выход на аварийную лестницу, по которой мы обе сможем спастись от неловкости и настороженности.
– Нет, ничего не случилось, – поспешно отрезая дорогу к отступлению, отзываюсь я и шепчу паре встревоженных карих глаз, – я прошу прощения, Далья, за все эти годы…
Слезы катятся по щекам и подбородку, затекают в рот и капают на грудь.
Далья замирает, но всего лишь на мгновение, а затем широко раскрывает дверь, и я делаю шаг вперед. Самое лучшее средство высушить слезы – прижаться к маме или к старому другу…