Книга Скандальные наслаждения - Элизабет Хойт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И правильно, что сожалеешь, — пробурчал Гриффин и посмотрел в сторону. — Она говорит, что простила тебя.
Томас вздохнул:
— Я рад.
Гриффин уставился на свой бокал. Если он сейчас его осушит, то скорее всего будет продолжать пить в течение всего обеда, а когда вернется домой к Геро, то не будет трезв и не получит от нее поцелуй.
Томас кашлянул:
— Лавиния говорит, я должен сказать, что я тебе верю.
Гриффин не сразу сообразил, о чем это он.
— Веришь?
Томас кивнул.
Гриффин так грохнул ладонью по столу, что подпрыгнули тарелки, а вилка соскользнула на пол.
— Тогда почему, черт тебя подери, ты не сказал мне этого раньше?
— Ты всегда ей нравился, — сердито заявил Томас.
— Энн?
Томас кивнул.
— И что? Она же вышла за тебя.
— Но если бы у меня не было титула…
— Но он у тебя был, — почти заорал Гриффин.
Томас с силой опустил руку, и бокал с треском упал на пол.
— Ты не понимаешь! И никогда не понимал! У меня был титул и привязанность отца, но это тебя любила мать и все остальные!
Гриффин недоуменно заморгал.
— Ты… ревновал? Меня?
Томас отвернулся, у него задергалась щека. И тут Гриффин расхохотался, ухватившись за живот, и согнулся над столом.
— Это не смешно, — сказал Томас, когда Гриффин смог отдышаться.
— Чертовски смешно. Ты почти не разговаривал со мной три года. И все потому, что ты меня ревновал. Господи, Томас! Ты богаче, старше и намного красивее меня. Чего еще тебе нужно?
Томас дернул плечом.
— Ты всегда нравился ей больше.
— Кому? Энн или матери?
— Обеим. — Томас уныло уставился в стакан. — Когда отец умер, я думал, что всем буду заниматься сам. В конце концов, маркиз — я. Но потом мы узнали об отцовских долгах. И мать вызвала тебя из Кембриджа.
— У меня мозги лучше соображают по части денег.
Томас сдержанно кивнул:
— Да, это так. Хотя тебе было всего двадцать — на два года меньше, чем мне, — ты немедленно занялся делами, что и спасло нас от краха.
— А ты предпочел бы, чтобы мы все отправились в долговую тюрьму? — сухо осведомился Гриффин.
— Нет. — Томас поднял лицо, посмотрел прямо ему прямо в глаза и честно признался: — Я предпочел бы, чтобы это я спас мать.
Гриффин с минуту молчал, думая о том, чего стоило Томасу допустить, что он в чем-то не преуспел.
Он наклонился, налил брату вина из графина.
— Каждый раз, когда ты произносил речь в парламенте, мать описывала мне в подробностях — страницу за страницей, — какие вопросы ты затрагивал и как на это реагировали лорды.
Томас от неожиданности открыл рот.
— На самом деле?
Гриффин кивнул.
— На самом деле. Разве ты ни разу не замечал ее на галерее для дам?
— Нет. — Томас был потрясен. — Я понятия не имел.
— Ну, теперь имеешь. — Гриффин поставил графин на стол и откинулся на спинку стула. — К тому же какой прок от двух финансовых гениев в семье?
Скрип двери в спальню разбудил Геро. Она зевнула и лениво потянулась, глядя, как Гриффин поставил свечу и сбросил парик.
Хотя это было совсем не модно, они решили спать в одной комнате… и в одной постели. Поэтому после свадьбы Геро обосновалась в его спальне, а гостиную рядом переделывали в туалетную комнату для нее.
— Ты поздно, — пробормотала она сонным голосом.
Гриффин повернулся к ней с полотенцем в руке — он умывался из таза.
— Томас захотел обсудить со мной дела в его поместьях.
Голос его звучал мягко — ничего похожего на то настроение, в каком он отправился в дом брата.
— Поговорили мирно?
— Да, вполне. Его весьма заинтересовала идея производства пряжи. — Гриффин бросил полотенце на туалетный столик и подошел к кровати. Взгляд заскользил по шелковому одеялу, которым была укрыта Геро.
— У тебя под одеялом что-то надето?
Она с притворной застенчивостью опустила глаза.
— Нет… Ну да.
Он изогнул бровь, скинул фрак и занялся галстуком.
— И что же это?
Она склонила голову набок, и он посмотрел на ее левое ухо.
— А! Бриллиантовая сережка. Где другая?
Геро высвободила голую руку из-под одеяла и молча указала на столик у кровати.
Он повесил галстук и жилет на спинку кресла и подошел к столику.
— Та самая, что ты в меня воткнула? — Он взял в руку серьгу.
— Да. — Геро откинулась на пуховые подушки.
— Понятно. — Гриффин снял башмаки и улегся на кровать, которая просела под его весом. — Можно?
Она облизала губы, чувствуя, как сильно забилось сердце.
— Да, конечно.
Тогда он вытянулся над ней, зажав ее коленями, и осторожно взял в теплые пальцы ухо. Она почувствовала, как золотой ободок проскользнул в мочку.
Геро вздрогнула.
Он с удовольствием лицезрел свою работу.
— Очень красивая, — сказал он и посмотрел на нее взглядом собственника. — Я не о сережках.
Она подняла брови.
— Разве?
— Нет. — Гриффин нагнулся и облизал ей горло.
У нее по коже пробежали мурашки, а соски закололо.
— Мне кажется, что я в тебя влюбился в тот момент, когда ты воткнула в меня эту сережку, — прошептали его губы.
— Каким образом? — Она хотела вытащить руки из-под простыней, но он своим телом мешал ей. — Ты же предавался любовным утехам с другой женщиной.
— Никаких любовных утех не было, — возразил он. — И никакой любви не было, пока я не встретил тебя. И вообще это не важно. Я забыл ту женщину, стоило мне увидеть тебя.
Геро засмеялась.
— И ты ждешь, что я поверю в подобный вздор?
— Да, жду, — пробормотал он и стал стягивать у нее с груди простыню. — Поверь мне и подари в ответ свою любовь.
Он поднял голову, и она увидела, что его глаза смотрят серьезно.
— Я верю. И я тебя люблю.
У него дрогнули уголки рта.
— И когда ты это узнала?
Ей хотелось, чтобы он снова ее поцеловал и чтобы его поцелуи длились бесконечно.
— Ты напрашиваешься на комплимент.