Книга Интеграция и идентичность. Россия как "новый Запад" - Дмитрий Тренин

От третьего президента России его западные коллеги будут ожидать прежде всего личной легитимности. При всей критике в адрес политики Путина никто на Западе не сомневался в том, что второй президент России реально располагал поддержкой большинства российских избирателей. От следующего главы России потребуют по крайней мере декларативной приверженности принципам либеральной демократии, зафиксированным в российской

Конституции. Путин был выбором в чрезвычайной ситуации. Он сумел «вырасти на своей должности». Чтобы «быть почти своими» в кругу демократически избранных и демократически сменяемых лидеров западного мира, будущие руководители России должны будут являться политиками, а не чиновниками. Им потребуются также широкое образование, свободное владение иностранными языками (оптимально английским), знакомство с внешним миром, естественность общения с иностранцами.

Все большее значение будет иметь готовность России не только формально участвовать в ежегодных саммитах, но и разделять общие ценностные и политические установки ее участников. «Восьмерка» – это клуб, члены которого – несмотря на различия конкретных интересов и противоречия по частным проблемам – объединены узами солидарности по основным вопросам экономики, политики, прав человека и гражданских свобод. Чтобы успешно действовать в этом клубе и продвигать таким образом свои интересы, России необходимо также рассматривать общие интересы участников клуба, как и свои собственные. Способность к солидарным с партнерами действиям станет серьезной проверкой на зрелость не столько президента, сколько российских элит.

Наконец, взаимодействие в рамках «восьмерки» требует модернизации российской бюрократии, ее готовности и способности действовать наравне с бюрократическими аппаратами ведущих государств. Организация саммита «восьмерки» в России в 2006 г. является первым испытанием на эту готовность и способность, из которого предстоит сделать важные выводы на будущее.

Реформированная ООН

ВОЗМОЖНО, В БУДУЩЕМ состав Группы восьми расширится (например, в результате включения в ее состав Китая и Индии), но более вероятно, что эта группа сохранит свое качество клуба лидеров демократических государств. В то же время, несмотря на неудачу юбилейного саммита ООН в сентябре 2005 г., давление в пользу реформы формально ведущего международного института – ООН – сохраняется21. Задача, которую ставят в этой связи российские руководители, – сохранить свое исключительное положение постоянного члена Совета Безопасности ООН, обладающего правом вето. Для Москвы ООН – это Совет Безопасности, а Совет Безопасности – это Россия, располагающая правом вето. Несмотря на риторику российской дипломатии, Москва стремится не столько к демократизации международных отношений (расширению Совета Безопасности, увеличению числа постоянных членов, увеличению роли Генеральной Ассамблеи), сколько к их «олигархизации» (ограничению американской гегемонии и утверждению многополюсности).

Главное отличие ООН от любых других международных организаций – в ее универсальности и легитимирующей способности. Решения Генеральной Ассамблеи ООН обладают несравненной моральной силой, решения Совета Безопасности – высшей политической легитимностью. Проблема неспособности Совета Безопасности принимать решения, как это имело место в ходе кризисов в Косово в 1999 г. и в Ираке в 2003 г., коренится в разногласиях между США и некоторыми другими крупными странами (в первую очередь Россией и Китаем22). Выход из сложившейся ситуации может быть найден в рамках формулы «США плюс ООН». При этом идеальный механизм «глобального управления» выглядел бы следующим образом: идеи инициируются и обсуждаются в Группе восьми (или, лучше, в G-10), после чего вносятся на обсуждение Совета Безопасности, принимаются в качестве решений ООН и реализуются. Для успеха такой формулы требуется встречное движение со стороны США (от гегемонии к активному лидерству), а также со стороны критиков односторонних действий США (Франции, Германии) и сторонников многополярного мира – России и Китая. Конечно, идеальная схема, как правило, наиболее трудно реализуема. Для реформы мироуправления необходимо прежде всего наличие у американской правящей элиты просвещенного эгоизма. К исходу первой четверти XXI в. США уже не будут так доминировать в мире, как в самом начале столетия. У них есть два десятилетия для того, чтобы подготовить новую итерацию международной системы и обеспечить свое место в ней. Для этого США нужно активно организовывать международную среду23.

Российская Федерация унаследовала от СССР положение одного из столпов системы глобальной безопасности. В настоящее время Россия – постоянный член Совета Безопасности ООН, один из депозитариев Договора о нераспространении ядерного оружия, участник Режима контроля за распространением ракетных технологий, Лондонского клуба ядерных поставщиков, Комитета Цангера, Вассенаарских соглашений, Инициативы по контролю над распространением ОМУ и других соглашений. Содержание понятия «международная безопасность» изменилось после окончания «холодной войны» и продолжает меняться. Активное участие России в укреплении соответствующих режимов и работе созданных для этого органов поднимает авторитет России как государства с мировым кругозором. Наоборот, безынициативность Москвы, утрата ею интереса к тому, что прямо, непосредственно и немедленно не затрагивает интересы России, ведет к провинциализации российского политического мышления и действия и, как следствие, маргинализации страны во все более взаимозависимом мире.

Первостепенное значение для «включенности» России в систему международной безопасности, причем не только в Европе, имеют ее отношения с Организацией Северо-Атлантического договора.

Россия – НАТО

ЗАЯВКА – ХОТЯ И ЗАКАМУФЛИРОВАННАЯ – на членство в НАТО стала одним из первых внешнеполитических движений постсоветской России. Это движение было естественным: в годы «холодной войны» в Москве сложилось представление о НАТО как о «главном» западном клубе. Очевидным был также и российский расчет занять в НАТО положение «вице-президента»: арсенал ядерного оружия, равный американскому, многочисленные обычные вооруженные силы, геостратегическое положение с выходом одновременно к Атлантике и Тихому океану и с позициями, непосредственно примыкающими к Ближнему и Среднему Востоку, делали такие претензии вполне обоснованными в глазах россиян.

Неудача «мгновенного членства» отрезвила, но оставила ощущение «отверженности». Совет североатлантического сотрудничества и сменивший его Совет евроатлантического партнерства (СЕАП) оказались формальными площадками «при НАТО». В этих форумах Россия принимала участие на общих основаниях с остальными республиками бывшего СССР и странами бывшего Варшавского договора. Контактная группа по бывшей Югославии, функционировавшая с 1992 по 1999 г., имела целью удерживать Россию «внутри палатки» по принципу «пусть дуется, только бы не мешала» (Уоррен Кристофер)24.

Участие Российской Федерации в программе НАТО «Партнерство во имя мира» принесло скромные результаты. В то время как для стран Центральной и Восточной Европы, Балтии эта программа стала практической подготовкой к вступлению в НАТО, Россию угнетало сотрудничество с НАТО «на равных» со странами Центральной и Восточной Европы и СНГ – при том, что прием России в НАТО оставался весьма гипотетической перспективой. Российских политиков, желавших статуса, не привлекал «мелкий масштаб» практического сотрудничества (от учений спасателей до совместного миротворчества). Российский генералитет определенно противился перестройке военной организации по западному образцу, включавшему гражданский контроль над вооруженными силами, открытый бюджет и т. п.