Книга Траектория чуда - Аркадий Гендер

* * *

Я умею ездить очень быстро. Дело тут даже не в скорости, так как сейчас все, кому не лень, пуляют так, насколько им позволяют лошадиные силы под капотами их авто. Я умею быстро передвигаться по Москве, а в этом умении километры в час по спидометру — не главное. Нужно знать, каким маршрутом поехать, потому что в Москве, как в Зоне у Стругацких, самая короткая дорога — не обязательно ближняя. Оптимальные маршруты движения в столице могут меняться не только в зависимости и от времени суток, и по дням недели. А еще нужно знать, на каком отрезке дороги в каком ряду держаться: где быстрее сквозить чуть не по разделительной, а где красться вдоль тротуара. В общем, для того, чтобы по Москве ездить, а не дрейфовать вместе с «пробками», нужно знать массу разных водительских хитростей. Я знаю их все. И сейчас, лавируя между частниками и грузовиками, плотным потоком двигающимися через Химки в Москву по Ленинградскому шоссе, я лихорадочно раздумывал, как мне лучше попасть на Каширку.

На карте златоглавой направления на Питер и Каширу — диаметрально противоположны, и выбор передо мной стоял непростой: то ли пятьдесят с копейками верст по МКАД, то ли километров на двадцать меньше, но через весь город. Вроде бы, первый вариант предпочтительнее, — половину Кольцевой при разрешенных на ней ста в час можно махнуть минут за тридцать. Но это — если не вляпаться в «пробку». Через Москву, конечно, тоже не сахар, но до начала неизбежного часа пик еще около двух часов. Я решил ехать через город.

До Войковской долетел птицей, но после моста Победы скорость сильно упала. Перед тоннелем на траверзе Сокола минут семь плелись, как неживые, но под землю опять ушли со свистом. Два неизбежных длинных светофора у Динамо отняли еще лишних минут пять. Но, наконец, они были позади, и ввиду Беговой опять встала дилемма — прямо, на Садовое, или направо, на Третье транспортное? Времени раздумывать не было, и я резко заложил руля направо, уходя на Беговую улицу. Было почти совсем свободно, и уже минут через пять-семь я проехал под Кутузовским проспектом. Дальше стало потеснее, но до длиннющего тоннеля под Ленинским тоже доехал быстро. В тоннеле была авария, но большого затора она еще не успела собрать. Но все равно пришлось тащиться на первой передаче и, выехав из-под земли, к очереди на съезд на Варшавку я подъехал в четверть шестого, проделав этот путь от МКАД за пятьдесят пять минут. Не ахти, но и без особых потерь времени. Дальше по крайней мере все было ясно — держи прямо, да на развилке Варшавского и Каширского не промахнись уйти под землю.

Совершенно автоматически шныряя по рядам, я с максимально возможной скоростью продвигался вперед по прилично забитой Каширке. Головою, сердцем, всем собою я был в предстоящей встрече с женой и дочкой. Господи, как они там, девочки мои? Галина говорила, что Юлька вроде заболела. Может, надо остановиться у аптеки и купить ей каких-нибудь лекарств? И усмехнулся, поняв, что просто не смогу остановиться, не смогу ни на минуту отсрочить встречу со своими! Была уже почти половина шестого, а я только еще проехал комплекс МИФИ, и катился вниз, в седловину между Борисовскими и Царицынским прудами. Я в дороге уже час десять, — во сколько же я буду на месте? И какого черта не звонит Гоха, ведь самолет должен был уже сесть?

Я протянул руку, взял вмобильник, который, садясь в машину, бросил на пассажирское сиденье «лицом» вниз, и обнаружил, что он выключен. Такой матерной тирады, какую я выдал в пространство, я не позволял себе уже давно. Извиняло меня только то, что адресовал я ее самому себе. Ну, надо ж быть таким дебилом, чтобы со времени прилета так и не зарядить нормально аккумулятор?! Сколько он простоял на зарядке вчера в офисе? От силы полчаса, максимум минут сорок. Естественно что бобик сдох. И это когда от связи просто зависят вопросы жизни и смерти! Болван, идиот! Но как хорошо, что именно для таких случаев у меня в «бардачке» валяется автомобильный адаптер. Я на ходу воткнул штекер адаптера в гнездо прикуривателя, и дисплей «Сименса» приветливо озарился оранжевой подсветкой. Фу ты, слава Богу! Дав аппарату хоть чуть хлебнуть энергии, на пересечении с Ореховым бульваром я набрал Гохин номер. Он ответил на первом же зуммере.

— Ты где пропал? — заорал в трубку он, от негодования путая падежи. — Я названиваю уже минут двадцать, а мне — "временно недоступен", да "позвоните позднее"!

— Батарейка села, — попытался отбиться от справедливого Гохиного наезда я, и осекся.

Как — недоступен? Как — позвоните позднее?

— Ты хочешь сказать, что система отвечала тебе по-русски? — чувствуя, как в предвестии беды замирает сердце, попросил уточнить Гоху я.

Тот, видимо, смекнув, что что-то у меня сильно не так, тон сбавил:

— Естественно, по-русски, — буркнул он в ответ. — Иностранной мове я не обучен.

От пронзившей мой мозг после Гохиных слов догадки я чуть было с размаху не влетел в точеный зад идущей впереди новенькой «Вольво», но, к счастью, вильнув, ушел в сторону. А Гоха уже спокойнее продолжил:

— Прилетел наш крендель-то. Ты описал его совершенно точно, так что узнал я его без проблем. Никто, кроме меня, его не встречал. При нем только небольшая сумка и кейс, который он не выпускает из рук. С югов — с кейсом, странно, да? Сейчас он со всем барахлом сам садиться за руль Мерседеса, ждавшего его на стоянке в пяти машинах от нас. Я еще как мы подъехали, обратил на него внимание, потому что у него оба зеркала оцарапаны, прямо стесаны обо что-то. Я пасу его из своей «Волги». Ты сам где? Еще не доехал?

— Гоха, я перезвоню тебе через пять минут, — механическим голосом ответил я.

Я аккуратно прижался к обочине и включил аварийку. Внутри меня бушевала адреналиновая буря, но не от возможной аварии, которую я только что чудом избежал. Я сидел, уставившись в стекло невидящим взглядом. При выключенном телефоне проклятая система отвечала по-русски, я не смог обмануть ее. И это значило, что со вчерашнего вечера Голос знал, что ни в какой я уже не в Женеве, что я в Москве. Знал, и валял со мной дурака. Да можно было и сразу понять — невозможно было среди бела дня на глазах у соседей по даче двух человек против их воли запихнуть в подвал! Тем более невозможно это было сделать в одиночку. Почему в одиночку? Да потому, что если бы в транспортировке пленников на дачу принимал участие Шуляев, он бы никак не успел на самолет! Это значило, что нет моей семьи в подвале на даче у Романа, и не было никогда. Как же я дешево купился!

Но зачем Голос отправил меня по ложному следу? Чтобы мне побольнее было? Да нет, вряд ли. Ведь он позвонил неожиданно вскоре после планового звонка. Почему? Да элементарно — сначала Голос думал, что даже и находясь в Москве, я не опасен, так как про сегодняшнее возвращение Шуляева ничего не знаю. Но в эти сорок минут между звонками произошло нечто, что изменило мнение Голоса о степени моей опасности для его планов. Что же? Да снова элементарно — он увидел меня в аэропорту, и ему понадобилось срочно убрать меня оттуда. Более изящного и надежного способа, как сообщить мне место, где якобы томится в заточении моя семья, было и не придумать. И вот сейчас я здесь, на краю Ойкумены, в прямой видимости Кольцевой дороги, а где моя семья? Боже, какой же я никчемный кретин, жалкий, напыщенный болван, возомнивший себя великим конспиратором! Я закрыл глаза, и с размаху врезался лбом в рулевое колесо, искренне жалея, что это не каменная стена. Боже мой, Галюша, Юленька, где же вы?! Но это был глас вопиющего в пустыне, и не было на этот вопрос ответа. Зато, наверное, уже был ответ на вопрос, где Шуляев. Я открыл глаза, обретшие, мне казалось, силой ненависти прожигать дыры в предметах. Да, опять осталась последняя ниточка — Шуляев и, клянусь Богом, он все расскажет мне!