Книга Никогда не называй это любовью - Дороти Иден

Мистер Пим и его секретарь, Уильям Бак, долго просидели у тетушки за закрытыми дверями. Потом из комнаты вышел молодой мистер Бак и попросил явиться двоих служанок, которые должны были поставить свои имена на завещании как свидетели. Сара, кухарка, и Марианна, одна из служанок, вошли и выполнили эту просьбу. Марианна вышла от тетушки, вытирая заплаканные глаза. Завещания всегда приводили ее в расстройство, ибо были как бы гарантией чьей-то кончины. Кэтрин беспокойно мерила шагами гобеленовую залу и не могла избавиться от дурных предчувствий, ибо тетушка Бен сделалась невесомой, как пух чертополоха, дожидавшегося, когда его унесет легкий порыв ветра.

Кэтрин тоже вытерла глаза, увидев мистера Пима, стремительно выходящего от тетушки со своим портфелем.

– Ваша тетя желает увидеться с вами, миссис О'Ши.

– Как она?

– Слава Богу, она пребывает в весьма жизнерадостном настроении. Видите ли, по своему опыту я знаю, что, составив завещание, старики снова крепнут духом. Ведь составление завещания – одно из оставшихся им удовольствий. Это как глоток доброго вина. Ну, а как ваши дела? Ваш супруг ознакомился с моим письмом?

– Да.

Мистер Пим похлопал по своему портфелю, словно собираясь что-то сказать, но передумал. Неужели это касалось нового завещания? Неужели есть нечто, что изменило его? Может быть, тетушка Бен сама расскажет Кэтрин об этом?

Однако старая леди пока ничего не говорила. В связи с визитом мистера Пима она встала с постели и теперь сидела совершенно прямо. На ней был ее лучший чепец, шею украшали бусы и огромная золотая брошь, в которой хранилась прядь волос ее покойного супруга. Она сказала, что визит мистера Пима вовсе не утомил ее и ей хотелось бы вместе с Кэтрин прогуляться по террасе, если Кэтрин возьмет ее под руку.

Уже на террасе Кэтрин посмотрела на сморщенное создание, опирающееся о ее руку.

– Не знаю, что произошло, тетушка Бен, но мне хотелось бы от всей души поблагодарить вас за все, что вы уже сделали для меня. – Она почувствовала, как старушка предупредительно сжала ее руку, и продолжила: – Я должна сказать это сейчас, поскольку скоро наступит час, когда я не смогу этого сделать.

Старушка изо всей силы, которая еще осталась в ее немощном теле, стукнула тростью о землю.

– Мне не нужна твоя благодарность, дорогая. Единственное, чего я желаю, – это твоего счастья. Как это осуществится, не знаю и не уверена, что осуществится вообще, однако я сделала все, что могла. И искренне надеюсь, что больше мы не будем возвращаться к этой теме.

Счастье… Оно пришло и ушло. Казалось, настали спокойные времена и все вокруг стало таким прекрасным, как вдруг очередное потрясение напомнило о том, что людям, подобным ей и Чарлзу, не суждено обрести счастье навеки…

Чарлз приезжал в Элшем на уикэнд. Стояла весна, и для раннего апреля было очень тепло. Чарлзу не хотелось оставаться в Лондоне, даже несмотря на то, что окна его дома выходили в парк.

Наступил понедельник. Перед отъездом в Лондон Чарлз, позавтракав, удовлетворенно откинулся на спинку стула, когда Кэтрин как бы случайно положила перед ним развернутую «Таймс». Он бросил взгляд на заголовок.

Речь в статье шла отнюдь не об убийстве, хотя статья называлась «Парнелл и убийства в Феникс-Парке». Ему показалось, будто Кэтрин, бегло прочтя статью, как-то украдкой взглянула на него, словно обвиняя его в том, что он замешан в этих злодеяниях. В распоряжении «Таймс» имелось одно письмо, подписанное «Ч.С.Парнелл» таким знакомым Кэтрин почерком. А содержание письма было ужасно.

15 мая 1882 г.

Уважаемый сэр.

Я не удивлен гневом Вашего друга, но Вам с ним следовало бы знать, что осуждение этих убийств будет только откровенным действием с нашей стороны. Лучшая для нас политика – сделать все четко и быстро. Однако должен передать Вам и всем остальным, кто имеет к этому отношение, что, хотя я и сожалею о гибели лорда Ф. Кавендиша, при этом не могу не признаться, что Берк добился не более того, что заслужил. Вы совершенно свободно можете показать ему это письмо, равно как и другим, кому доверяете, но пусть мой адрес пока будет неизвестен. Он может написать на адрес парламента.

Искренне Ваш

Ч.С. Парнелл

Кэтрин взглянула в лицо ничего не подозревающего человека, сидящего напротив. Быстро сложив газету, она подлила ему кофе.

– Дорогой, доешь, пожалуйста, ветчину и яйца. А то Эллен очень расстроится.

– Эллен, наверное, принимает меня по меньшей мере за двух человек. А что в утренней газете?

– Хочешь мармелада к тостам? Нет? Тогда хотя бы допей кофе.

– Кэт, дорогая, я наелся. Что ты там прячешь от меня в газете?

Кэтрин неохотно протянула газету Чарлзу. Она наблюдала, как внимательно он читает статью. Его лицо при этом оставалось совершенно бесстрастным.

Прочитав, он спокойно проговорил:

– Надеюсь, ты не стала бы прятать лицо от стыда, даже окажись я настолько глуп, чтобы написать такое?

– Выходит, кто-то состряпал это письмо, подделав твою подпись? Кто же осмелился так гнусно поступить?

– О, врагов у меня очень много! И я не сомневаюсь, что кто-нибудь из них обладает такой незаурядной способностью подделывать чужие подписи.

– Но почему ты так спокоен?! Ведь это причинит тебе огромный вред!

Он нежно поцеловал ее.

– Кто же поверит этой чепухе? Никто пока еще не выжил из ума.

– Но это же «Таймс»!

– Дорогая, то, что это «Таймс», не делает ее Библией. Да и какой ирландец поверит напечатанному в английской газете?

Она поняла, что бесполезно бороться с его легкомыслием, – значит, ей опять придется не на шутку волноваться.

– Ты приедешь сегодня к вечеру?

– Конечно. Скажи Партриджу, чтобы встретил меня в половине восьмого. Буду без опозданий. И перестань волноваться, а то на тебе лица нет. Меня не собираются убивать.

– По-моему, при первой же возможности они с удовольствием убили бы тебя, – прошептала Кэтрин.

– Кто это – они? – с интересом посмотрел на нее Чарлз.

– Не знаю. Твои враги.

Никто из них не произнес вслух имени человека, о котором оба думали в эти секунды. Капитан О'Ши. Обиженный, разочарованный политик. Мстительный муж.

– Знаешь, что я тебе скажу, никто не воспримет этот укус серьезно. Разумеется, он может дать толчок развитию фантазии о том, что я каким-то боком причастен к этим убийствам. Однако мои люди знают меня хорошо и понимают, что я к этому не причастен. Можно попрощаться с малышами?

Кэтрин ничего не могла с этим поделать: несмотря на то, что Чарлз души не чаял в своих маленьких дочурках, он был чрезвычайно невнимателен к ним. Его мысли постоянно были заняты всевозможными делами. Но этим утром он был на удивление нежен: он поцеловал их в пухленькие розовые щечки и ласково погладил по головкам. Казалось, их невинность доставляла ему неизмеримую радость – он долго-долго с грустью разглядывал их и вдруг резко повернулся, собираясь уходить. Газету он сунул в карман пальто. Было очевидно, что он совсем не безразличен к ситуации, хотя и старается не показывать этого.