Книга Желание под солнцем - Карен Робардс

Никто из мужчин не встал, как обычно делали, когда она входила, не сказал ей ни слова приветствия, не предложил сесть. Она остановилась перед столом и ждала, высоко держа голову, хотя колени ее начали дрожать от этого ледяного молчания.

Молчание тянулось, наливалось напряжением. Наконец Джейн нарушила его, проговорив неуверенным голосом:

– Леонард, быть может, Лайле будет позволено сесть? Муж метнул на нее взгляд прищуренных глаз, который тут же вернулся к дочери.

– Сядь! – рявкнул он.

Лайла взглянула на него, ища какой-нибудь намек на то, что он не настолько отгородился от нее, как кажется. Угрюмое лицо с резкими чертами, казалось, принадлежало скорее незнакомцу, а не ее отцу, который всегда обожал ее. Почувствовав тупую боль, поселившуюся где-то в области сердца, Лайла села на маленький стул с прямой спинкой. Три пары глаз уставились на нее, словно пригвождая к позорному столбу. Она чувствовала себя подсудимой на суде. Сердце ее колотилось о ребра, когда она переводила взгляд с одного знакомого лица на другое, и заметила, что только лицо Джейн смягчилось. Она знала, что отец придет в ярость, если узнает о ее любви к Джоссу, но никогда даже представить не могла, что его ярость будет такой всепоглощающей. Он как будто ненавидел ее.

Леонард побарабанил пальцами по столу, взглянул на Кевина, потом снова на Лайлу, и лицо его ожесточилось настолько, что стало похоже на вырезанное из гранита. Глаза его были отчужденными, холодными. Лайла прикусила щеку изнутри, чтобы не дать слезам подступить к глазам. Она поняла, что, полюбив Джосса, она навсегда лишилась отцовской любви.

Наконец Леонард заговорил:

– Мне нет нужды повторять, как отвратительна мне та гнусность, которую ты совершила, или как я потрясен и огорчен тем, что ты, моя дочь, распутничала с рабом. Никакие мои слова не могут отразить глубину моего отвращения к тому, что ты сделала. Ты не та дочь, которую, мне казалось, я знал.

– Папа… – Ком встал в горле, мешая говорить. Ее глаза умоляли его. Он остановил ее жестом, ни в малейшей степени не тронутый ее очевидными переживаниями.

– В настоящее время единственное, что меня заботит, – это спасение того, что мы еще можем спасти после этой катастрофы. Слух о твоем проступке, без сомнения, уже распространяется по воздуху, как лесной пожар. Можешь не сомневаться, что ты больше не будешь принята никем из наших ближайших друзей. И они будут пускать тебя в свои дома только ради меня и только в том случае, если не узнают об истинных размерах твоего безнравственного поступка. Разумеется, они будут думать, что ты погубила себя с белым человеком. Никто никогда не сможет вообразить истинных глубин того, как низко ты пала.

На этот раз Лайла не пыталась прервать отца. Слезы опасно близко подступили к глазам, чтобы она могла говорить.

– Признаюсь, я был склонен совсем отречься от тебя, но твоя мачеха уговорила меня не делать этого. Чтобы иметь хотя бы малейший шанс когда-либо снова занять место в обществе, ты должна немедленно выйти замуж. И Кевин говорит, что он по-прежнему готов жениться на тебе. Я снимаю шляпу перед благородством духа и его добрым отношением ко мне, которые подвигли его на такую жертву. И хотя не пристало тому, кто любит его как сына, так делать, я принял его предложение, потому что для тебя, моей кровной дочери, как ни стыдно мне признавать это, нет другого способа избежать полнейшего бесчестья. Ты должна быть благодарна Кевину за то, что он готов предложить тебе защиту своего имени. Я на его месте не был бы так великодушен. Отец Сайкс прибудет завтра в полдень, чтобы провести обряд. Учитывая обстоятельства, он будет как нельзя более скромным, в присутствии только членов семьи. Кевин говорит, что готов обращаться с тобой по-доброму, несмотря на то что ты совершила. Надеюсь, твоя благодарность ему будет надлежащей.

Лайла глубоко вздохнула один раз, второй, с болью в глазах встретившись с отцовским взглядом.

– Я очень сожалею, что причинила тебе столько горя, папа, – прошептала она. – Пожалуйста, поверь, я никогда этого не хотела.

Затем она обратила взгляд на Кевина. Кевина, которого она знала с детства, выхаживала от холеры, любила, хоть и не так, как следовало. Кевина, который все еще хочет жениться на ней. Почему? Из-за «Услады сердца»? Она полагала, что в этом основная причина. Но возможно, он хочет жениться на ней потому, что по-своему все-таки любит ее.

Он наблюдал за ней потемневшими глазами. Совесть терзала ее. Если он на самом деле любит ее, то сейчас должен очень страдать. Ей ужасно не хотелось причинять ему еще больше страданий, но выйти за него она не может.

Она облизнула губы и заговорила тихим, ровным голосом:

– Мне очень жаль, что ты пострадал, Кевин. Я никогда не хотела, чтобы это случилось. Я правда думала, что смогу научиться любить тебя, что мы можем пожениться и быть счастливы. Теперь я понимаю, что ошибалась. – Она перевела взгляд на отца: – Папа, пожалуйста, выслушай меня! Я знаю, что шокировала, разочаровала, опозорила тебя. Я очень сожалею об этом, потому что люблю тебя. Но Джосса я тоже люблю.

Ее отец издал взбешенный рык, стукнул кулаком по столу и вскочил на ноги в приступе ярости. Лайла тоже встала, храбро глядя ему в лицо, стараясь произнести слова прежде, чем ей сдавит горло.

– Я никогда не выйду замуж за Кевина, никогда, и ты не сможешь меня заставить. Я понимаю, что если останусь здесь, в «Усладе сердца», незамужней, то моей репутации конец, и вы, все вы, будете опозорены. Поэтому я прошу тебя отпустить меня. Позволь мне уехать, и Джоссу тоже, и мы уплывем в Англию и начнем там новую жизнь. Ты больше никогда не увидишь меня и не услышишь обо мне, если таково твое желание, и ты сможешь оставить «Усладу сердца» Кевину, который действительно заслуживает этого.

– Хватит! – Леонард обошел угол стола, ревя, как раненый медведь. Лайла не сдвинулась с места, когда он приблизился к ней, зная, что должна быть сильной, если хочет иметь возможность когда-нибудь еще увидеть Джосса. – Ты сделаешь, как тебе сказано, и будешь благодарна, черт побери! Ты выйдешь завтра за Кевина, и если еще хоть раз упомянешь имя этого черномазого в моем присутствии, я высеку тебя, как мне следовало бы сделать, видимо, когда ты была еще маленькой! – прорычал Леонард, угрожающе склонившись к лицу Лайлы.

– Я не выйду за Кевина ни завтра, ни в другой день, папа. И ты ничего не сможешь сделать, чтобы заставить меня. – Ее голос звучал твердо, несмотря на дрожащую нижнюю губу.

Отец и дочь стояли нос к носу, глядя друг на друга, один свирепо, другая – готовая вот-вот расплакаться, но не собирающаяся сдаваться. Большое тело Леонарда выглядело еще мощнее рядом с миниатюрной Лайлой, обветренные черты лица казались более грубыми в сравнении с изяществом ее черт. И все же в них обоих было сходство, которое говорило о воле, никогда не склоняющейся, и было очевидно, что ситуация зашла в тупик. Он приказал, она не подчинилась. Шах и мат.

Кевин встал, поморщившись, когда движение причинило ему боль.