Книга Любовь-нелюбовь - Анхела Бесерра

Ночь выдалась ясная, на небе сияла голубая луна, а на вершине холма пылало мраморное пламя. Фьямма любовалась на свое творение, словно мать на новорожденное дитя. В тот день она закончила свой труд, и ей захотелось посидеть вечером на холме, глядя на залитую лунным светом преображенную ею долину. Эпифанио помог ей взобраться на вершину — у самой Фьяммы уже не было сил. Луна отражалась в пылающем мраморе, и это отражение казалось прекрасной серебряной родинкой.

Уже два дня у нее не прекращалось головокружение и не спадал жар, в последнее время ее мучили колики и дважды рвало с кровью. Она не хотела думать, что серьезно больна. Не знала, что подцепила вирус страшной лихорадки денге, которая свирепствовала в то время в соседних селениях, — власти даже объявили там карантин. Фьямма приписывала симптомы лихорадки климаксу, начавшему проявляться за несколько месяцев до того. Она скрывала свое самочувствие от Эпифанио, опасаясь, что он будет настаивать на необходимости на время вернуться в цивилизацию и все кончится длинной очередью в каком-нибудь приемном покое. Фьямма до сих пор помнила свои детские ощущения.

В ту ночь в долину вернулся ветер, и Фьямма была счастлива. Ей казалось, что она никогда не видела такой огромной луны. На душе у нее было спокойно, словно она уже сделала в жизни все, что могла. Оставалось только одно — узнать, что стало с Мартином. Она не таила на него зла. Просто хотела узнать, счастлив ли он. Она даже не мечтала о том, чтобы снова соединить с ним свою жизнь. Но все еще любила его, хотя и другой, бескорыстной, любовью — той, которой научилась у своей матери.

В последнее время она мало спала и много мечтала. Лежа без сна в постели, вспоминала свое прошлое. Благодарила судьбу за то, что та научила ее наслаждаться каждым рассветом, каждым прожитым днем. Чувствовать жизнь во всей ее полноте. Принимать жизнь такой, какая она есть. Не пытаться ничего изменить, ни за что не бороться... Только за свою работу. За свои скульптуры. Фьямме было немножко грустно, что ей не довелось испытать семейного счастья, хотя она безумно любила своего мужа. Впрочем, за последние годы она пережила столько счастливых мгновений, что грусть ее несколько утихла. Она ничего ни от кого не ждала. Хотела лишь работать и работать до последнего дня. Она скучала по сестрам, но знала, что они никогда не поймут ее новой жизни, и предпочитала помнить их детьми и не думать, что с ними сейчас. Она не хотела ни с кем спорить и никого ни в чем убеждать. И ни на что не променяла бы покой, что царил в "Долине гигантов". Часто ей снилось, что ее жизнь здесь — это и есть сон. Что скоро она проснется в своей постели на улице Альмас, и будет еще один скучный день, и придется выслушать дюжину пациенток с кучей денег и кучей проблем. И, просыпаясь, она снова и снова радовалась тому, что живет так, как живет, — по-настоящему. И каждый день вспоминала то, чему научила ее Либертад, — женщина, с которой Фьямма познакомилась в далекой Индии.

Она смотрела на свое завершенное творение и вдруг ощутила безудержное желание танцевать. Она уже столько лет не танцевала! Ей захотелось, чтобы луна и ветер ласкали ее тело. Может быть, это луна зовет ее? Фьямма попросила Эпифанио оставить ее одну и, стоя на самой вершине холма, одетая в белое, начала танцевать, напевая мелодию их с Мартином первого болеро... В нем говорилось о море и о волнах. Фьямма закрыла глаза и медленно начала кружиться вокруг своей последней скульптуры. Она подняла руки, словно обнимала Мартина.

Она плыла в танце, и ей казалось, что она снова юная и счастливая девушка, что ее голова лежит на плече влюбленного тридцатилетнего Мартина, она поет и смеется, а он целует ее в смеющиеся губы. И в этот момент ее тело охватил жар, словно сотворенный ею мраморный огонь ожил и запылал по-настоящему.

Но она ничего не чувствовала... Тело стало легким... И вот огонь уже растопил его.

Когда Эпифанио поднялся на холм, он увидел в лунном свете холодное тело Фьяммы, лежавшее в луже крови. Охваченный горем, растерянный, он приложил ухо к окровавленной груди женщины, которую любил больше матери, но услышал лишь вой ветра.

Эпилог

В небе над пляжами Гармендии-дель-Вьенто множество бумажных змеев с длинными хвостами танцевали по воле ветра — впервые за много лет легкого и ласкового — медленный и ритмичный воздушный балет. Старый город стоически перенес длившийся десятилетие погодный катаклизм.

С того дня, когда Мартин Амадор узнал ужасную новость, прошло два месяца, но он все еще не пришел в себя. Он не мог примириться со смертью Фьяммы деи Фьори. Долгие часы Мартин просиживал на берегу, вглядываясь в горизонт и записывая полные горечи стихи, пока солнце не тонуло в соленом море.

Он помнил каждое слово Фьяммы, произнесенное ею во время их давних прогулок. Вот и сейчас, глядя на танец воздушных змеев, он вспоминал, как однажды она сказала, что они напоминают ей отлетевшие души людей. Живые души. Он думал, что и Фьямма останется жива, пока жив он сам. Будет жить в его сердце всегда. Он не даст ей умереть.

Он будет смотреть на волны, чтобы увидеть ее белозубую улыбку.

Будет окунаться в морскую пену, словно в смех Фьяммы.

Будет угадывать в очертаниях облаков слонов, дельфинов, кроликов и лица людей.

Он снова будет собирать раковины, но не один: каждый раз, когда рука его будет опускаться, чтобы подобрать очередную находку, рядом с нею будет опускаться другая, невидимая рука.

Он будет слушать дождь, следить за полетом чаек, гладить рукой камни, чтобы они разговаривали с ним в тишине. Будет слушать сонаты Бетховена и Моцарта, которые любила Фьямма, и пить "Маргариту". Фьямма будет рядом с ним, что бы он ни делал. За то время, что ему осталось, он напишет историю их загубленных жизней.

Мартин вновь и вновь возвращался в те места, где бывал когда-то вместе с нею.

Вот уже четвертую субботу подряд поднимался он к обрывистым скалам, где прежде любила уединяться Фьямма. Впервые они пришли сюда вместе, случайно обнаружив это место во время утренней прогулки, и Фьямма, придя в восторг, разделась и начала упрашивать Мартина искупаться в этом потаенном местечке, где их никто не может увидеть, нагими. Но Мартин, с его сдержанностью и семинарским воспитанием, удержал ее, заставил устыдиться своего желания. Сейчас он понимал: Фьямма просто любила жизнь. Странный парадокс, думал Мартин: то, за что он полюбил Фьямму, когда только узнал ее, позднее стало объектом его критики.

Сидя на скале, где Фьямма любила медитировать, он принял решение отправиться на улицу Альмас.

Уже больше десяти лет с того вечера, как он, собрав чемодан, ушел к Эстрелье, Мартин не бывал там, где когда-то был его дом. Он боялся встретиться с прошлым, но встреча была неизбежной.

Мартин пересек город, сгибаясь под тяжестью страха и печали. Он очень похудел, глаза потемнели и ввалились, плечи сгорбились. Обойдя городскую стену, он свернул в одну из старых улочек, всю засыпанную желтыми лепестками "золотого дождя" — эти деревья уже отцветали. Крики чаек заставили его поднять голову. По дневному небу плыла луна, но Мартин уже не видел в этом поэзии. Душа его высохла, как и тело. Он шагал два часа, пока не добрался до своего дома. Подойдя к подъезду, беспомощно остановился. Он и сам не смог бы сказать, что хотел здесь найти. Надеялся, что в этих стенах до сих пор страдает взаперти его душа? Хотел наполниться воспоминаниями, чтобы иметь силы жить дальше? Каждый новый день приносил ему боль.