Книга Капитан. Граф Сантаренский - Александр Чернобровкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как мне рассказали позже, солдаты под командованием Марка добрались до стен города, начали карабкаться на них по лестницам, прикрываемые валлийскими лучниками, и даже перекинули с одной из осадных башен мостик на куртину. Несколько рыцарей успели перебраться на городскую стену, но их быстро отбросили, а затем столкнули с зубцов мостик. Остальные три башни так и не добрались до стен. Две завалились набок, а у третьей отвалились колеса.
Вдруг я заметил в мареве горячего воздуха, который шел из вентиляционного канала, как просела куртина, которая находилась над камерой первой штольни. Решил, что мне показалось. Куртина начала наклоняться наружу, от нее отделился большой кусок, упал, и покатился к реке. Следом начала оседать соседняя куртина, расположенная на второй камерой. На ней появилась кривая трещина, которая стала расползаться вширь. Добрая треть куртины наклонилась наружу, наставив на нас зубцы. Перебраться через нее теперь можно было с помощью короткой лестницы. Стали видны жилые двухэтажные дома с плоскими крышами, которые раньше куртина загораживала от нас. Куртина над камерой третьей штольни наклонилась немного вперед и согнулась, но устояла.
— Труби атаку! — приказал я трубачу.
Солдаты выскакивали из шалашей и хибар, хватали лестницы и по насыпанным, пологим проходам поднимались по склону к разрушенным участкам городской стены. Я вместе с другими рыцарями пошел за ними. На нас были тяжелые доспехи, поэтому шли мы намного медленнее. За мной шагал мой новый оруженосец Мартин, нес на специально сделанном для штурма, очень длинном древке мою хоругвь. Когда добрались до обвалившегося куска куртины, у которой камень на разломе был светлее, мои солдаты уже выбивали горожан из башен, а отряд человек из десяти копейщиков, став в линию, отражал атаку подоспевших на помощь вражеских всадников, которых было десятка два. Мы поспешили на помощь этим солдатам.
Давно уже я не сражался пешим против конных. Такое впечатление, будто увидел жизнь с изнанки. Темно-гнедой жеребец, скаля большие белые зубы, напирал на меня, прижимал к дувалу, а я закрывался от него щитом и протискивался вперед, чтобы добраться до всадника, который саблей отражал копье моего пехотинца. Я ударил саблей по ноге всадника, одетой в серовато-желтые широкие штаны, чуть ниже кромки щита, темно-красного, с надраенным до блеска стальным умбоном и отходящими от него лучами, загнутыми против часовой стрелки. Ударил не сильно, чтобы не ранить коня. И только разрубил ткань, потому что под ней были кольчужные шоссы. Тогда я рубанул по сапогу чуть выше ступни. Из раны хлынула ярко-красная кровь. Щит всадника опустился ниже, чтобы прикрыть ногу. В этот момент его и убили ударом копья, которое, пробив кольчугу, вошло в живот снизу справа. Мавр откинулся назад, раскинув руки. Я кулаком ударил его по левой, раненой ноге, выбивая ее из железного стремени. Всадник наклонился в другую сторону и упал с лошади, которая испуганно пятилась.
— Придержи лошадь! — приказал я копейщику, который убил всадника.
Это был старый солдат с морщинистым лицом и густой черной бородой. Он прислонил копье к дувалу и схватил правой рукой жеребца за щечный ремень. Я взобрался в седло, плоское, непривычное, взял повод. Вот теперь я чувствовал себя на коне во всех смыслах слова.
— Отпускай! — приказал солдату и, разворачивая коня, крикнул через плечо: — После боя подойдешь ко мне!
На меня налетели сразу двое мавров. Правый был с коротким копьем, а левый с саблей, сильно изогнутой. У обоих нижняя часть лица была закрыта кольчужными бармицами. Шлемы островерхие с рыжими метелочками из крашеного волоса, наверное, конского. Накидки поверх кольчуг белые с зеленой окантовкой. Я направил своего жеребца между ними и первым делом перерубил копье с трехгранным наконечником, которое совали мне в лицо. Одновременно закрылся щитом от удара сабли. Вторым ударом разрубил руку и бок правого всадника и бросил коня вперед. Левого всадника встретил, начав разворачивать к нему своего коня. Его вороной жеребец попытался укусить моего, но я ударил его саблей плашмя по лбу чуть ниже ушей. Жеребец сразу шарахнулся, повернувшись ко мне почти задом, из-за чего наездник оказался боком ко мне и немного впереди. Привстав на коротковатых для меня стременах, я достал мавра концом сабли, разрубив накидку и кольчугу ниже правой лопатки. Ткань сразу пропиталась кровью. Мне показалось, что рана неглубокая, но мавр наклонился вперед, припал к лошадиной шее. Я приблизился к нему и ударил еще раз по спине, но ниже и поперек, чтобы перерубить позвоночник. Мавр начал заваливаться влево, пока не свалился с коня. Он упал с таким звоном, точно весь был из железа. Шлем слетел с головы, открыв бледное молодое лицо с едва заметными черными усиками.
Все мои родственники тоже обзавелись лошадьми. На остальных сели наши оруженосцы. В том числе и Мартин, который успел подняться на отбитую у мавров башню и закрепить там мою хоругвь. Сине-белое полотнище лениво колыхалось на слабом ветре. Его должны были видеть солдаты, которыми командовал Марк. Теперь они бросятся на штурм с удвоенной энергией, подгоняемые мыслью, что лучшая добыча достанется другим. Я повел свой маленький конный отряд вдоль городской стены им на помощь. Между стеной и домами была улица шириной метров семь-восемь. Мы скакали по ней в три шеренги. По пути попались пешие солдаты противника, копейщики и лучники, не меньше сотни. Увидев нас, они бросились врассыпную по узким кривым переулочкам. Выехав к воротам, которые вели из города в сторону океана, я остановился и подождал, когда подойдут мои пехотинцы. Они начали открывать ворота, а я повел всадников по улице в центр города.
На площади находились мечеть с четырьмя высокими и круглыми минаретами и дома алькальда, муллы и самого богатого торговца. Я с Алехандру занял дом алькальда, мои кузены взяли на троих дом торговца, а Кариму и Луишу досталось жилье муллы и мечеть. Как бывшие мусульмане, они были уверены, что мулла — самый богатый человек в городе.
Алькальд жил точно в таком же доме, как и его коллега в Сантарене. Разве что здания были поновее и побогаче обставлено и украшено. Хозяин отсутствовал. Его найдут мертвым на следующий день. Одна стрела из длинного лука попадет ему в грудь, вторая — в бедро, пробив кольчужные шоссы, седло и ранив гнедого арабского жеребца. Так бедное животное и скакало по улицам с мертвым наездником, пришпиленным к ней, пока кто-то не добил его. В конюшне стояли еще один арабский жеребец серой масти и три гнедые кобылы, каждая с маленьким гнедым жеребенком. Золотой запас алькальда состоял из двух небольших сундуков, причем оба были заполнены одинаково, примерно на две трети. Интересно было бы узнать, кому предназначался второй? Детей у него не было, хотя имелись четыре жены и шесть наложниц. Жен — красивых женщин в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти — взяли в плен и сразу повалили на спину Алехандру и наши оруженосцы. В их возрасте больше нравятся зрелые, опытные женщины. Я же с помощью старого слуги помылся в бане, перекусил и только потом отдохнул с самой молодой из наложниц по имени Агнес. Она была родом из графства Прованс. Ее родители стали катарами — членами антисистемной секты типа коммунизма, которая призывала всех «как один, умереть в борьбе за это». Цель, ради которой надо было бороться и умереть, имела свойство горизонта — никогда не приблизишься. То есть весь смысл был в самой борьбе. Поскольку катары были строгими вегетарианцами, их легко выявляли. У меня всегда было подозрение, что вегетарианство — признак душевной неполноценности. Родителей Агнес сделали короче на бестолковую голову, а детей продали в рабство. К алькальду Агнес попала вместе с младшим братом, которого использовали по тому же назначению, что и сестру, причем, по ее словам, намного чаще.