Книга Путь Грифона - Сергей Максимов

Евгений Александрович Шиловский тяжелее других переживал постигшую утрату. Больше чем кто-либо из присутствующих он был близок к Борису Михайловичу, и горе его было по-настоящему безраздельным и личным.

В этой группе военных было к тому же большое количество людей, незримо связанных схожими биографиями, – бывших офицеров старой русской армии. Что до Суровцева, то у него была особенная причина быть на этих похоронах: четыре года назад, в такие же мартовские дни, его перевезли из Лефортово во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Чтоб потом отправить в особую группу маршала Шапошникова. Даже не верилось в то, что прошло всего лишь четыре года. Несколько лет войны оказались равны целой жизни. И теперь было совершенно очевидно, что заново состоявшейся военной карьерой Сергей Георгиевич тоже был обязан именно покойному маршалу.

Сама процедура похорон мало интересовала эту группу людей. Урывками, через головы впередистоящих, правда, видели, как сам Сталин подставил своё плечо под носилки с урной. Слышали траурные речи. И точно вышли из оцепенения, когда на стене была укреплена плита с именем маршала. В эту минуту оркестр комендатуры Кремля заиграл утверждённый в прошлом году новый государственный гимн и раскаты орудийного салюта заставили вздрогнуть людей гражданских.

Едва стихла орудийная канонада, как к этой, оттеснённой, группе военных неторопливо направился сам Верховный главнокомандующий. Генералы и офицеры без всякой команды непроизвольно вытягивались по стойке «смирно».

Сталин проходил вдоль замершей шеренги, пожимая каждому руку. Пока не остановился напротив Шиловского. Маршал и генерал сжимали ладони в рукопожатии и смотрели друг на друга глазами, полными слёз. Пока вдруг не обнялись. Сталин отстранился от Евгения Александровича, заметил стоявшего рядом Суровцева, сразу его узнал. Протянул руку. За рукопожатием также последовали короткие объятия. Не столь крепкие, как до этого с Шиловским, но знаковые… Особенно для окружающих. Боковым зрением Сергей Георгиевич увидел, как многие из присутствующих стали переговариваться между собой. Не иначе как с целью узнать друг у друга, что это за генерал, которому только что вождём было выказано особое отношение.

Главнокомандующий, сопровождаемый многочисленной свитой, быстро шёл в сторону Спасских ворот. С Красной площади к некрополю в Кремлёвской стене с венками и цветами двинулся поток москвичей. Борис Михайлович Шапошников оказался первым маршалом Победы, которого потеряла страна… До окончания Великой Отечественной войны оставался сорок один день.

Этот вечер оказался чем-то средним между дореволюционной помолвкой, семейным ужином и семейным же советом. Сейчас готовились пить чай. Черепанов, которому сегодня ночью предстояло уезжать на Дальний Восток, был молчалив и сдержан. Ангелина с Марией убирали со стола. Неоднократно переходя из столовой в кухню с использованной посудой, они дружно сервировали стол заново, возвращаясь обратно из кухни с чайными принадлежностями.

Женщины очень хорошо ладили между собой и даже в мелочах понимали друг друга с полуслова. Что не могло не нравиться генералу. Ангелина относилась к Марии как к близкой родственнице любимого мужа, которая к тому же оказалась умницей и красавицей. Что до Марии, она действительно воспринимала Суровцева как родственника, о котором точно всегда знала и при встрече с которым вдруг увидела и поняла, что он теперь единственный на свете по-настоящему близкий ей человек.

Родство – свойство удивительное. Кроме родства кровного есть много других его форм и видов. Недаром существует устойчивое словосочетание «братья по оружию», не говоря о таких горестных определениях, как собратья и сестры по несчастью… Сцена первого появления Марии в этой квартире запомнилась именно возникновением родственных чувств между людьми прежде не знакомыми…

Суровцеву невольно вспомнилась сегодняшняя встреча со Сталиным. Не было никаких рациональных объяснений произошедшему факту. Их попросту и не могло быть, рациональных… Но само это происшествие помогло Суровцеву осознать многое из того, что не дано будет осознать и понять другим ни сейчас, ни через много лет спустя. Великий большевик и великий грешник Сталин попал в капкан государственного мышления и государственного служения, которые противоречили его революционному предназначению – уничтожать и разрушать. Уж кого точно судьба таскала за волосы, так это Сталина…

– Что-то мы как на поминках сидим, – вдруг нарушил молчание Черепанов, точно уловил сферу мыслей генерала, находившуюся где-то у некрополя Кремлёвской стены.

– Свят, свят, свят, – спешно перекрестился Суровцев.

– Это всё из-за вашей с Марией нерешительности, – категорично заявила Ангелина. – Дотянули до последнего… Но это и хорошо. Закончится война – тогда и зарегистрируетесь, и свадьбу настоящую сыграем. И чтобы невеста обязательно была в настоящем свадебном платье… Ещё имейте в виду, если не будет венчания, я, при муже заявляю, вам обоим руки никогда не подам.

– Ты же сама говорила, что это очень мучительно, – заметила подруге Мария.

– Мучительно исповедоваться. Ничего, я пережила и ты переживёшь… Зато при венчании будешь невестою в храме, а не посетительницей в задрипанной конторе записи актов гражданского состояния.

– Минуточку, – прервал жену генерал, – жених ещё и руки невесты у нас с тобой не попросил. И вообще, пойдём-ка, зять дорогой, – обратился он к Черепанову, – побеседуем о приданом. Прошу вас в кабинет, сударь.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – поддержал шутливый тон генерала его помощник.

Молодые женщины рассмеялись.

– Ты меня, конечно, Линочка, извини, но называть тебя мамой я не буду, – уже как-то и не весело вовсе заявила Мария.

Войдя в кабинет, оставшись наедине с Суровцевым, Черепанов сразу же ошарашенно спросил:

– Товарищ генерал, Сергей Георгиевич, так Ангелина не знает, что вам в ближайшее время предстоит?

– Пока не знает. Давай ещё раз повторим, что повторить следует. Я выезжаю на Восток сразу, как только закончим дело в Европе. На новом, советско-японском, фронте мы можем с тобой и не встретиться, поэтому запоминай. По возвращении в Москву поселитесь с Марией здесь. Её я уже прописал. С пропиской твоей проблем, думаю, тоже не будет. На связь я, понятно, после войны сам выходить не буду. Исключая те случаи, когда возникает реальная угроза государству. И вообще, запомни: какая бы в России ни была власть, ни с кем, кроме маршала Голованова, Соткина и тебя, я дел иметь не пожелаю. В случае крайней необходимости можешь обратиться за помощью к Судоплатову и Эйтингону. Пожалуй, что ещё к генералу Фитину. Но это только в случае крайней необходимости. Что ещё? Если у тебя с Машенькой так всё сложилось, то ты отвечаешь теперь за её судьбу целиком и полностью. И перед Богом, и передо мной. Провожать тебя мы с Ангелиной не пойдём. Пусть невеста тебя и проводит. Вопросы есть?

Точно подтверждая правило, что влюблённые молодые люди меньше всего думают о временах, в которые им выпало жить и любить, Черепанов ответил кратко:

– Никак нет.