Книга Граница горных вил - Ксения Тихомирова

Никто из нас не смел соваться в личную жизнь Кэт и Альбера. И если он не хотел нас (остальных) видеть, то и глаза ему мозолить не было резона. А он нас видеть не хотел — ни Бет, ни меня, ни Дьюлу, ни дона Пабло с супругой. Мы составили иезуитскую программу мероприятий, так что не реже чем через день Альбер должен был появляться на людях: концерт, прием, премьера, домашний вечер, осмотр достопримечательностей, морская прогулка на яхте. Всю эту высосанную из пальца ерунду он честно отрабатывал — безукоризненный, приличный, ироничный. Но даже не скрывал, что главная его цель — не раскрыться, ускользнуть от наших любопытных и недоверчивых глаз.

Наружное наблюдение за ним Дьюла держал неотступно, невзирая ни на какую личную жизнь. Оно не дало почти ничего. Альбер приехал ради Кэт и никаких диверсий не устраивал. Один раз, правда, прокололся. Объезжая с Кэт пригороды и любуясь видами, он как бы случайно наткнулся на пустующую усадьбу, где в гараже стоял припрятанный «Роллс-Ройс», и стал небрежно интересоваться, нельзя ли снять этот загородный дом (а то и купить — на будущее) и устроить в нем резиденцию по своему вкусу. Ах, поторопился, засуетился!.. Ему бы перемигнуться со своим молчаливым резидентом, тот, глядишь, и предостерег бы его. Дворец ему отдали, однако Кэт знала, что там остался его «Роллс-Ройс». Она даже сама его видела до приезда Альбера. Но это оказалось его единственной оплошностью.

«Летучие голландцы» отозвались об Альбере сдержанно. Пересекая границу, он твердил про себя одно: «Еду к невесте, еду к невесте». И больше никаких намерений — по крайней мере, на время этого визита. И у «голландцев», и у нас эта уловка не вызвала доверия или симпатии — уж очень все выглядело недостоверно. Если бы не приказ пропустить гостя, «голландцы», вероятнее всего, оставили бы его во внешнем море. Но улик было маловато, одни подозрения.

Кэт убедилась, что Альбера никто не собирается обижать, и тотчас воспряла духом. Мы иногда смотрели из окна, с какой искренней радостью она выпархивала навстречу гостю, с какой грацией усаживалась в машину, и грустили. Меня, пожалуй, укоряла совесть: я думал, как же одиноко и пусто было Кэт в нашей компании. Мы, видно, поскупились или просто поленились на любовь к этому трудному подростку. Бет, кажется, чувствовала примерно то же самое. Она как-то сказала, что ей теперь трудно запросто явиться к Кэт, чтобы поболтать перед сном: Кэт может показаться, что у нее хотят что-то выпытать.

— А с другой стороны, бросать ее одну тоже жестоко и нечестно. Мне было очень трудно одной, когда ты появился — как снег на голову. Я каждый вечер чуть не кричала: «Кэт, приезжай немедленно!» А она так и не приехала.

И слава Богу! — подумал я. Только Кэт мне тогда не хватало…

Собственно, в этом было все дело: третий лишний. Кэт позарез требовалась своя жизнь. Однако визит Альбера проходил зеркально симметрично моему. Если мы с Бет сначала чинно выполняли «культурную программу», а потом запросто бродили где-нибудь подальше от любопытных глаз, то Кэт сначала увозила Альбера на далекие прогулки (интересно: мне и в голову не приходило, что гулять с девушкой можно на машине, да еще с шофером), а потом все с большим энтузиазмом стала ухватываться за изобретенную нами светскую жизнь. И когда Бет застенчиво и как бы мимоходом останавливалась в дверях ее гостиной, из которой незадолго перед этим убрался Альбер, Кэт сама буквально бросалась к сестре. А Бет уводила ее к нам, успокаивала, утешала, советовала, выслушивала… Потом являлся я, и Кэт сидела с нами весь оставшийся вечер — к общему удовольствию и успокоению. Кэт каждый раз с веселым любопытством спрашивала, откуда это я возник. Ее изумляло, что, оказывается, есть предостаточно мест, откуда я могу вернуться вечером домой. От Дьюлы, от дона Пабло, с которым мы после всех трудов иногда играли в шахматы, от Кроноса, который постепенно втянул-таки меня в свои исследования и потихоньку загружал все ощутимей, из Лэнда от ребят, от Тонио и его матушки Терезы и просто из университета.

Однажды Кэт вздохнула и признала:

— А Альберу ведь будет совершенно неоткуда возвратиться. В смысле — ему тут просто нечего делать. Интересно, как он проводит, бедняжка, эти пустые вечера?

Мне тоже было интересно, но Альбер умело хранил эту тайну. Окна он закрывал плотными шторами — и все. А жил то в городе, то в загородном доме, причем я был почти уверен, что в этом доме есть какой-то хорошо припрятанный подземный ход, которым Альбер вполне мог воспользоваться. Правда, Кэт иногда звонила ему вечером, и он всегда брал трубку сам и мило разговаривал с ней, сводя на нет все наши подозрения. Кэт поначалу рвалась его развлекать. Я собрался с духом и посоветовал Бет, чтобы она все-таки малость поостерегла сестрицу.

— С тобой, значит, можно гулять в темных аллеях, а с Альбером нельзя? — получил я ответ (но не то чтобы очень всерьез).

— Вообще-то даже с таким ручным медвежонком, как я, это достаточно опасно. А я не уверен, что Альбер ручной.

— У нее щит есть.

— При чем тут щит? Это вопрос убеждения.

Бет покосилась на меня очень неодобрительно.

— Ты что, и вправду такой… ловелас?

— Нет, я домашний мальчик. Уж можно было изучить. Но я немного знаю мир, из которого мы пришли. И подозреваю, что Альбер знает его еще лучше.

Однажды мне удалось поговорить с ним не так официально и кургузо, как обычно. Мы принимали его у себя («в кругу семьи»). Когда нам с ним обоим «полагалось» курить, а мы оба не курили, я спросил самым невинным тоном, чем он занимается в этой жизни. Альбер вскинул брови.

— А разве Кэт не рассказывала вам?

И повторил историю о производстве, которое не терпит любопытных.

— Конечно, конечно, — беспечно отмахнулся я от тайн. — Но Кэт говорила, что вы занимаетесь и чистой наукой.

— Да, я химик, — кивнул Альбер. — Но, к сожалению, подробнее об этом нам поговорить тоже не удастся: мои научные работы тесно связаны с нашим производством.

Я отвечал, что это, мол, логично, нет смысла распыляться и так далее. Он поглядел на меня, едва припрятав насмешку, и спросил в свою очередь:

— А вам удается продолжать научную работу?

— Да, как ни странно.

— Вы ведь математик? А вы не знаете случайно, занимается ли кто-нибудь исследованием… э-э… местных аномалий? Вас к этому не привлекают?

— Конечно, привлекают, — отозвался я с прежней жизнерадостной беспечностью. — Но, понимаете, боюсь, что это такая же закрытая тема, как ваш семейный бизнес.

Мы оба посмеялись, и я подкинул ему бомбу из кармана. Сначала дал понять, что здешний университет кажется мне немножко провинциальным — особенно по части химии, а потом вытащил бумажку с формулой подозрительного газа и невинно поинтересовался: вдруг, мол, Альбер, как специалист, разъяснит нам эту загадку.

— Что это? — спросил он, глядя на формулу, и тон его был холодней, чем следовало бы. Так, по моим приблизительным представлениям, он мог бы спросить у слуги, что значат не начищенные вовремя штиблеты.