Книга Викинг. Побратимы Меча - Тим Северин

— Докажи.

Я окинул взглядом комнату. Остальные варяги походили на свору голодных собак, ждущих подачки. Они полагали, что их предводитель попросту уничтожит меня. Двое прекратили игру в кости, а кто-то, прежде чем я успел ответить, в наступившей тишине громко сплюнул на ковер.

— Дай мне игральную кость и поднос, — проговорил я как можно небрежнее.

Объедки смахнули с тяжелого латунного подноса, и я жестом велел поставить его на ковер передо мной. Я молча протянул руку к игрокам, и мне тут же подали костяшку. Восседавший на диване Ивар напустил на себя скучающий вид, словно ему все уже стало ясно. Я же был уверен, что он ждет — ждет, что я использую колдовство при метании костей. Вместо этого я попросил еще несколько костяшек. Опять послышался шепот любопытства. Каждый варяг отдал свой набор, и я положил двенадцать костей на поднос, расположив их в виде квадрата, три на три. Первую в верхнем ряду я положил четверкой вверх. Две следующие костяшки я положил так, что вместе они составили число девять. Второй ряд я начал с тройки, а дальше следовали пятерка и семерка. В последнем же ряду выложил восьмерку, единицу и шестерку.

В результате это выглядело так:

492

357

816

Проделав это, я, не говоря ни слова, отошел в сторонку. Настало долгое-долгое молчание. Все были в недоумении. Надо полагать, они ожидали, что кости начнут двигаться сами собой или возьмут и загорятся. Они долго и пристально глядели на кости, потом на меня, и все равно ничего не происходило. Я же смотрел прямо на Ивара, бросая ему вызов. Это он должен был увидеть волшебство. Он же глянул на кости и нахмурился. Потом глянул еще раз, и я заметил в глазах его вспышку понимания. Он посмотрел на меня, и мы друг друга поняли. Эту игру я выиграл. Я польстил его темному уму.

Его же прислужники так ничего и не поняли. Никто не осмелился задать вопрос своему господину. Они слишком боялись его.

— Ты хорошо учился, — сказал Ивар.

Он понял магию квадрата: как ни считай — в любом ряду и по обеим диагоналям результат будет один — пятнадцать.

— Мне сказали, что ты скоро отправляешься в Миклагард, — сказал я. — Мне бы хотелось отправиться с тобой.

— Коли ты в торговле так же искусен, как в счисленьи, от тебя может быть польза, — ответил Ивар. — Но все же ты должен убедить моих людей.

Варяги, все еще недоумевая, забирали свои кости с подноса. Я остановил одного из них, когда тот забрал свои кости.

— Я поставлю на нее. Большая выиграет, — сказал я.

Варяг ухмыльнулся, потом сделал бросок. Я не удивился, когда, упав, они показали двойную шестерку. Кости, конечно же, были утяжеленные, и мне подумалось — сколько же раз он выигрывал, надувая соперника. Больше двенадцати выбросить невозможно. Я взял его две кости, делая вид, будто собираюсь бросить их на поднос, да вдруг передумал. Одну костяшку я отложил в сторону, а взамен взял другую из кучки. Эта была потраченная, видавшая виды костяшка. Старая и вся в трещинах. Я решил воспользоваться не колдовством Рассы, а кое-чем иным, чему научился, живя среди йомсвикингов. Взяв обе кости в руку, я сильно прижал одну к другой и почувствовал, что старая костяшка начинает расщепляться. Вознеся безмолвную молитву Одину, я метнул обе костяшки на поднос изо всех сил. Одни, придумавший игру в кости для развлечения людей, услышал мою мольбу. Две кости ударились о медный поднос, и одна из них развалилась надвое. Фальшивая костяшка моего противника опять упала шестеркой кверху, зато другая показала шестерку и двойку.

— Я выиграл, так мне кажется, — сказал я, и остальные варяги разразились грубым хохотом.

Варяг же, которого я обыграл, насупился и замахнулся, собираясь прибить меня, однако Ивар рявкнул:

— Фрогейр! Хватит!

Фрогейр схватил свою кость и отошел, разъяренный и униженный, и я понял, что нажил опасного врага.

Товарищество только и ждало возвращения Вермунда с Ангантюром, чтобы без промедления отправиться в Миклагард. Всего в товариществе я насчитал девять варягов, включая Ивара, и около трех десятков холопов, бывших гребцами на легких речных ладьях, нагруженных кипами пушнины. Иные из варягов взяли с собой своих женщин для стряпни и обслуги, и было ясно, что эти несчастные были отчасти рабынями, отчасти наложницами. Ивара же в соответствии с его положением сопровождали три женщины да еще двое его сыновей, пареньков не старше семи-восьми лет, которых он необычайно любил. И, в конечном счете, набралось полсотни человек с лишним.

Чтобы попасть в Миклагард через Киев, нужно было плыть вверх по реке, и я удивился, когда наши ладьи, отойдя от речного причала, направились в другую сторону, вниз по течению.

Я прекрасно сознавал, что по-прежнему остаюсь нежеланным гостем в товариществе Ивара. И не один только Фрогейр невзлюбил меня. Его сотоварищей обидела легкость, с какой я завоевал расположение Ивара, а еще они завидовали богатому моему запасу пушнины. Я не принес присяги, клятвы товарищества, и остался частным торговцем, попутчиком, а это означало, что доход мой не подлежит дележу. Варяги ворчали между собой и нарочито предоставляли мне самому заботиться о себе, когда дело касалось стряпни или места на ночь. Посему от нечего делать большую часть времени я проводил на корабле Ивара, пока мы плыли по водным путям через Гардарики, и спал в его палатке, когда останавливались на ночь и разбивали лагерь на берегу. От этого положение мое еще более ухудшилось, ибо другие варяги вскоре стали смотреть на меня как на любимчика Ивара, и порою я задавался вопросом, не того ли добивался сам наш предводитель, чтобы сотворить из меня средоточие недовольства для своих сотоварищей. Мои спутники были сборищем свирепым, и как свору собак, на которых они весьма походили, укротить их полностью было невозможно. Их сдерживала только дикая власть Ивара, а исчезни она, тут же они передрались бы друг с другом, деля награбленное добро и выбирая нового вожака.

Ивар и сам был непредсказуемой смесью злобности, гордости и проницательности. Дважды я видел, как он грубой силой утверждает свою власть над товариществом. Он всегда носил при себе короткий кнут, пряди которого были утяжелены тонкими полосками свинца, а конец толстой рукояти украшен серебром. Я-то думал, что это знак его положения или, может быть, орудие для битья холопов. Но первый, на ком, я видел, он воспользовался кнутом, был какой-то варяг, замешкавшийся исполнить его приказание. Он помедлил лишь на миг, но этого оказалось достаточно, чтобы Ивар ударил — и удар тот был тем более впечатляющим, что Ивар нанес его без всякого предупреждения, — и свинчатка на ремнях угодила человеку прямо в лицо. Он упал на колени, закрыв лицо от страха за свои глаза. Потом встал на ноги и пошел, спотыкаясь, выполнять приказание, и целую неделю корка запекшейся крови отмечала рубец поперек его щек.

Во второй же раз вызов, брошенный власти Ивара, был серьезнее. Один из варягов, перепив кваса, открыто оспорил право Ивара возглавлять отряд. Это случилось, когда мы сидели на берегу реки вокруг костра за вечерней трапезой. Этот варяг был на голову выше Ивара, и он, вскочив, вытащил меч и крикнул через костер, вызывая Ивара на бой. Он стоял, слегка покачиваясь, а Ивар спокойно вытер руки полотенцем, поданным любимой наложницей, потом повернулся, словно чтобы взяться за оружие. Но тут же, развернувшись и прыгнув с места одним движением, пробежал по горящему костру, разбрасывая во все стороны горящие головешки. Набычив голову, он бросился на соперника, который был слишком пьян и слишком ошарашен, чтобы защищаться. Ивар ударил его в грудь, и удар опрокинул того навзничь. Даже не позаботившись отбросить меч противника, Ивар схватил его за руку и поволок по земле к костру. И, на глазах у варягов, он сунул руку этого человека в угли и держал ее, а враг его выл от боли, и мы почуяли запах горелого мяса. Только тогда Ивар отпустил свою жертву, и тот отполз в сторону. Рука его почернела. Ивар же спокойно вернулся на свое место и жестом велел рабыне принести ему еще тарелку снеди.