Книга Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - С. П. Сомтоу

Изображение женщины зашевелилось... начало изменяться... вот она срывает с себя кожу и превращается... в снежного барса (все это было бесстыдно содрано с одного из клипов Майкла Джексона, ну и ладно, какого черта, зато это красиво и стильно, лучше для Тимми и не придумаешь)... потом – в Джуди Гарланд из «Волшебника Страны Оз»... спецэффекты в стиле бредовых фантазий «Повелителя скорости и времени» Джиттлова... под конец она принимает свой изначальный облик и уже в таком виде растет, увеличиваясь в размерах, пока не превращается в настоящую великаншу наподобие тетки из фильма «Атака 50-футовой женщины», и протягивает руки, словно хочет дотянуться до зрителей...

Про себя Пи-Джей подумал, что все это куда больше походит на магию, чем та настоящая магия, с которой он жил столько времени.

– Ну и как оно смотрится? – спросил Левон Джианьян – техношаман, главный по спецэффектам – маленький армянин, который, как поговаривали, происходил из древнего княжеского рода и пользовался огромным влиянием во всем отделении визуальных эффектов студии «Stupendous». – Хотелось бы побольше вызывающей сексуальности, но меня беспокоят проблемы с цензурой, так что вместо этого я добавил побольше крови.

– Да, впечатляет.

– Как тебе морфинг[28]?

– Приемы все старые, но смотрится грандиозно.

– Может, добавить мотивов коренных американцев? Для политкорректности?

– По-моему, это будет слишком политкорректно.

– О, класс! Пожалуй, стоит над этим подумать. Нет, действительно. Хорошо получилось. И все это управляется с одного компьютера! Правда, времени было мало, чтобы как следует все объяснить тому парню, который отвечает за реализацию алгоритмов морфинга, но... – И тут он пустился в пространные объяснения про методы соединения, гигабайты и скорости передачи данных и говорил бы, наверное, очень долго, но Пи-Джей поднес палец к губам.

– Тс-с-с! Не порть для меня магию этого чуда.

– Что? А, ну да, понимаю.

– Левон, а можно прогнать это все еще раз?

Вполне понятное желание. Джианьян махнул какому-то человеку, одетому во все черное, и все включилось по-новой: картина материализовалась из «темноты», ожила в танце преобразований – где-то на середине всего этого действа на сцене сгустилось изображение Тимми Валентайна, которое должно появиться как раз в тот момент, когда настоящий Тимми скроется в потайном люке под покровом густого дыма, который окутает сцену, – и даже с учетом того, что сейчас было утро, и сцена была залита солнечным светом, а зеркала еще надо будет отрегулировать и подогнать, зрелище получилось впечатляющее. Пи-Джей аж присвистнул от восхищения.

– Все завязано на MIDI[29], – сказал Левон. – То есть, если выступление затянется или, наоборот, подойдет к концу раньше, чем запланировано, мы все равно сможем все синхронизировать... все привязано к специальным меткам в записи сопровождения его выступления.

– Что бы это ни значило, – заключил Пи-Джей.

– Да не важно, что это значит, ты просто скажи, что все круто! – сказал Левон и рванул по узкому проходу между рядами сидений в сторону кабинки, где стоял пульт управления.

Как только Пи-Джей остался один, его вновь одолело стремление делать все наоборот. Сначала это было едва заметное щекотание где-то в глубине живота... потом у него зачесались глаза... зрение раздвоилось. Мир вокруг завертелся, и ему вдруг стало холодно... сперва это был легкий озноб, но с каждой секундой ему становилось все холоднее и холоднее, будто он попал в метель, словно он вновь оказался в Айдахо с его пронизывающими ветрами... на улице +42... а ему холодно... да... потому что холод был где-то внутри... он слышал взмахи огромных крыльев... крыльев ангела смерти... крыльев летучей мыши... я снова вишу вверх ногами на колокольне, на самом краю земли... он зябко поежился, обнял себя за плечи, огляделся в поисках какого-нибудь одеяла или пальто, но не нашел ничего, кроме сложенного брезента, которым накрывали сиденья... взял, завернулся в него, как в кокон... он знал, что жутко вспотеет, но ничего не мог поделать – ему было холодно, холодно, холодно, холодно, холодно... потому что солнце было иллюзией, а холод был настоящим... что-то было рядом с ним... что-то темное, и томимое жаждой, и так запредельно одинокое, что оно должно было высосать все тепло, всю любовь, весь свет этого мира, чтобы утолить свой голод всего на мгновение... и оно было рядом, совсем-совсем рядом. Это был не злой дух, потому что даже злой дух знает свое место в мироздании и играет по правилам Великой Мистерии... это был человек и в то же время – не человек...

Но что?

Смерть

– Так, я поссать, – объявил Левон и ушел в туалет. Это был VIP-сортир с мраморными полами, где все унитазы работали, а туалетная бумага лежала прямо в кабинках, и для того чтобы ее получить, не надо было совать пять центов в специальный автомат (и при этом тебе выдают три клочка). Хорошо все-таки быть важной персоной, подумал Левон. Ненавижу сидеть орлом над унитазом в общественном туалете. Морщинистая старуха драила писсуары. Вид женщин в мужском туалете поначалу приводил его в ужас, но со временем он привык. Он сунул ей десять бат, чтобы она не таращилась на него, пока он отливал.

В огромный, почти безбрежный писсуар, почему-то наполненный льдом и шариками нафталина; он еще не закончил, как внезапно его обуяло странное желание свалить отсюда как можно скорее. Он протянул руку, чтобы нажать на смыв. Что-то едва уловимое привлекло его внимание в ручке смыва... отраженное лицо... Тимми Валентайн?! Я, наверно, перетрудился, подумал он... и как только в его голове пронеслась эта мысль, изображение Тимми плавно перелилось в образ молоденькой девочки с неестественно черными – наверняка крашеными – волосами и губами, густо намазанными черной помадой. Стандартный вид сумасшедшей поклонницы Валентайна.

Нет, я точно перетрудился.

– Мистер, – заговорила девочка. Легкий немецкий акцент. Было вполне очевидно, что она здесь не за тем, чтобы мыть туалет.

– Это мужской туалет, – сказал он.

– Простите, я просто вошла сюда следом за вами... огонька не найдется?

Он обернулся. Перед ним стояла стройная девочка. На сто процентов: одна из этих оголтелых неоготок. У нее на ладонях были вытатуированы стигматы, и одета она была во все черное, причем высокий корсет был затянут так плотно, что вообще удивительно, как она не задыхалась. Что за черт, подумал Левон, доставая зажигалку и застегивая ширинку другой рукой. Она курила тайские сигареты, ну эти... которые без фильтра.