Книга Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Валерий Белоусов

— Товарищ командир, вот здесь, здесь и еще здесь, три экземпляра, один вам… претензий к внешнему виду и комплектности изделия нет? А как же? «Социализм — это учет и контроль», «Доверился — погиб», «Без бумажки — ты…», ой, извините, это я совсем не про то… Спасибо за понимание, счастливого вам пути, прошу вас немедленно освободить территорию станции, мне грузы принимать надо, а вы своим монстром всю рампу мне загородили, давайте, давайте, не задерживайте, а мне наплевать, как вы это уберете, теперь это ВАША головная боль!

Пыхтение «овечки», лязг буферов… тонко-жалобный свисток…

Наконец-то прибыл «этап», как образно выразился механик-водитель, вольнонаемный доброволец Солдатенко (военный билет у которого отсутствует). Пополнение прибыло из воинов-запасников, для встречи которых в общем-то и приехал на станцию старший лейтенант Эспадо. С одной стороны, выглядят они довольно смешно — форма сидит на них мешковато, и наличествуют у них изрядные пузики, толстые очки и солидные плеши, но с другой стороны…

— Слышь, старшой? Эта бандура твоя? Ну и ладушки. Считай, что я у тебя в экипаже… Сомов я, Иван Иваныч… артслесарь седьмого разряда опытного производства Завода имени Сталина, город Горький… Почему это я у тебя в экипаже? Так на пушку посмотри. Как это ну и что? Это же моя пушка. Я ведь эту пушку, Ф-32, своими руками собирал, и на полигоне отстреливал… любую неисправность просто голыми руками без всякого ЗиПа на коленке вылечу… Почему я не в артиллерии? Вопрос, конечно, интересный… Я ведь еще и сам на «броне»… меня военком призывать отказался… что-что, залез я в эшелон… Оказался поезд «литеркой», за полдня я уже в Москве… А оттуда рванул на Белорусский, а оттуда в Минск… А оттуда уже к тебе… что я мчусь как нашпаренный? А потому что первая проверка документов — и мне трибунал. Дезертир я потому что! С военного производства в военное время убежал… Почему я на войну убежал? Слушай, парень, ты женатый? Нет? Тогда тебе, счастливцу — ни за что не понять…

24 июня 1941 года. 03 часа 48 минут.

Буховичи. Штаб 4-й армии

Ночь на 24 июня выдалась такая же тихая и теплая, какими были и две предшествовавшие ей. Было очень сухо…

С наступлением темноты стрельба прекратилась. Лишь изредка кое-где даст короткую очередь пулемет, да далеко на горизонте взовьется ввысь над передним краем ракета, не иначе как немецкая, и снова водворяется странная тишина. Как будто и нет войны!

На командном пункте обосновались и командующий, и вновь назначенный член Военного совета, и почти все основные работники штаба армии. На столе две стеариновые свечи и аппарат Бодо. Телеграфная связь со штабом фронта очень неустойчива, и на аппарате работает лично начальник связи армии полковник А. Н. Литвиненко. Попытки связаться с фронтом по радио «из-за дальности расстояния», как пояснил связист, не удаются. Ой, лукавит связист… старенькая 11-АК-М1 свободно до Минска «доставала». Другое дело, что на технике надо было еще УМЕТЬ работать…

Командарма вызывает Павлов и уточняет задачу армии на завтра:

«Упорно обороняясь, утром 24 июня совместным ударом в направлении Каменец — 121-й стрелковой дивизией и 14-м механизированным корпусом — выбить противника и закрыть ему путь на Барановичи. Армейский контрудар будет поддержан фронтовой авиацией. Боеприпасами пополнитесь на окружном артиллерийском складе в Кобрине. Из Барановичей в Слоним перешла 155-я стрелковая дивизия, которая остается в моем резерве».

До конца выслушать командующего фронтом и передать ему горячий привет командарма не удалось: Бодо замолчал опять.

Тупицын, член Военного совета, нервно пожал плечами:

— Снова контрудар, а ведь мы уже убедились, чем это оборачивается при многократном превосходстве врага в авиации. А завтра условия будут еще хуже. Да и какими, собственно, силами сможем мы нанести этот новый контрудар?

— Сейчас вот приедет командир механизированного корпуса, доложит о состоянии своих дивизий, тогда и приму решение, — задумчиво почесывая затылок загипсованной рукой, сказал уставший Сандалов.

— Дело не только в количественном превосходстве врага, — стоял на своем Тупицын. — Помнится, на последних занятиях по военной подготовке для партхозактива вы сами, товарищ командующий, приводили выдержки из Энгельса о громадном значении качества оружия в войнах Прусского государства?

— Так что же, по-вашему, если у нас танки пока не лучше немецких, так нам остается только отступать? Я сам бил немецкие танки! — вспылил командарм.

— Я не хотел бы, чтобы меня ТАК поняли! — возразил Тупицын. — Речь идет о другом: своими контрударами, заведомо обреченными на неудачу, мы только умножаем шансы на успех противника…

— Не надо меня агитировать за Советскую власть! Речь идет не о контрударе. Такого подарка второй раз мы немцам не сделаем. Однако я не собираюсь залегать в глухую оборону, да еще линейную, растягивая войска в непрерывную полосу, подобно фронтам в Империалистической… Этим мы отдаем противнику инициативу, позволяя выбрать место и время удара и сосредоточить на узком участке прорыва превосходящие силы. Нет, попробуем поимпровизировать…

Подоспевший к этому времени генерал Оборин всецело солидаризировался с Тупицыным и также стал убеждать командарма в бесцельности и опасности контрудара от Пружан:

— Тыловой рубеж по реке Лесной в районе Речицы обороняется сейчас почти исключительно переброшенной от Мухавца 205-й моторизованной дивизией. Вышедшие сюда части 28-го корпуса реальной силой не являются. Молодые, слабо обученные бойцы моторизованной дивизии неплохо отрыли окопы, но перед окопами у них ни мин, ни проволоки, никаких других заграждений. Даже мост через Лесную взорвать нечем.

— Нечем взорвать? — удивился Сандалов, — так разберите по бревнышку. Что с танками вашего корпуса?

— 22-я танковая дивизия полковника Кононова понесла такие потери, что говорить о ней сейчас, как о дивизии, просто нельзя. Относительно боеспособной осталась только 30-я танковая дивизия полковника Богданова, но у нее очень мало боеприпасов…

Командарм выслушал Оборина не перебивая. Потом задал несколько вопросов начальнику автобронеотдела армии полковнику Кабанову и принял решение:

— 42-ю стрелковую дивизию в составе стрелкового и гаубичного полков переместить в район Бродов в резерв. Остальные ее части, обороняющиеся на реке Лесной, передать в подчинение командиру моторизованной дивизии. 30-й танковой дивизии полковника Богданова, оставаясь в армейском подвижном резерве на рубеже Пелищи — Хмелево, оборудовать на этом рубеже узлы противотанковой обороны на перекрестках дорог, естественных рубежах, исключающих обход. В состав узла включается до роты танков, батарея дивизионной или зенитной артиллерии, минометная рота, до стрелкового батальона. Обеспечить противовоздушную оборону приданными орудиями СЗА из Минского, Пинского и Кобринского бригадных районов ПВО. Между узлами обеспечивать огневую связь. В случае прорыва или обхода — не паниковать, продолжать стойко удерживать оборонительные позиции.