Книга Плод воображения - Андрей Дашков

Он уже неоднократно давал себе слово ни о чем не спрашивать, однако само собой вырвалось:

— Где — здесь?

— Нижний Город, — сказала Лера-Никита так, словно объявила станцию метро. По всей видимости, конечную.

Снаружи, за стеклами, действительно проступало что-то похожее на город. Очень старый. Очень мрачный. Не населенный никем, кто нуждался бы если не в электрическом свете, то хотя бы в пламени костра. Нестору казалось, что даже его собственный голос стал звучать глухо, словно доносился из-под земли. Ариадна выдавала что-то невнятное, будто перешла на язык глухонемых. Здешний воздух был почти ледяным, но назвать его свежим не повернулся бы язык — ощущался недостаток кислорода.

Час от часу не легче. Ну ладно, Нижний так Нижний. Он обозначил намерение выйти из будки. Этому Лера-Никита не препятствовала, но сама выходить, судя по всему, не собиралась. Он подержал ее руку в своей, словно дохлого зверька, а потом с некоторым сожалением выпустил. И подумал: «Интересно, что на моем месте сделала бы с тобой эта тифозная подруга Парахода?» Получалось, что он, Нестор, не такой уж плохой парень…

Он открыл заскрипевшую дверь и ступил в холодную ночь. Девочка осталась в будке.

Первым делом он посмотрел в небо. Звезды были большими расплывчатыми пятнами, очень тусклыми и красными. Он не узнавал ни одного созвездия, словно кто-то поковырял палкой в омуте и перемешал отражения в черной воде. До Нестора не сразу дошло, что маленький мутно-багровый полумесяц, высоко висящий над горизонтом, это луна, раза в четыре меньшая своего привычного видимого размера.

Взгляд его медленно сполз вниз, на темные крыши и стены, напоминавшие пористый шлак. Всё это выглядело мертвым, причем мертвым очень давно, уже несколько веков. И природа, которая могла бы похоронить город, тоже была мертва. Нестор не видел ни одного дерева, ни сухого листа под ногами, — только потрескавшийся асфальт, битое стекло, серую пыль и еще что-то, похожее то ли на почерневший снег, то ли на пепел. Он стоял, окруженный гнетущим безмолвием, и пытался уловить хоть какое-нибудь движение. Тщетно.

Он обернулся к девочке, которая стояла за дверью будки, прильнув к стеклу ладонями и носом. И улыбалась.

— Зачем ты меня сюда притащила?

— Ты хотел уничтожить зло? — вкрадчиво спросила Лера-Никита. — Его источник здесь. Оно приходит отсюда и насылает плохие сны. Если тебе повезет, ты с ним встретишься. Убей его, Нестор… и глаз в небе закроется.

87. Лев Кисун: конец покою

Он превыше всего ценил покой, но в покое его оставили только после пятидесяти. Именно оставили — сам он ничем не заслужил подобного счастья и вряд ли сумел бы в одиночку платить за его долгосрочную аренду. Но, слава богу, он был на этом свете не один. После смерти жены, случившейся больше четверти века назад, у него на руках осталась маленькая дочь, которая сделалась смыслом и средоточием всей его жизни. Он полностью посвятил ей свои зрелые годы, о чем ни разу не пожалел и что оказалось его взносом в обеспечение собственной спокойной старости.

Это не значит, что он заранее просчитал возможные последствия, ни в коем случае. Просто в один прекрасный день его старый друг Казимир Могилевич пришел к нему и спросил, как он относится к тому, что уже не молодой, не бедный, много повидавший на своем веку и знающий цену каждому дню и каждой ночи человек мечтает сделать его дочь счастливой.

Сначала Кисун потерял дар речи. Как, отдать Лизу, его сокровище, его умницу, только что с отличием окончившую университет и принятую в аспирантуру, дабы писать диссертацию о поэзии «серебряного века», — другому мужчине? Расстаться с единственным светильником, освещавшим до сих пор светом надежды его скучную холостяцкую жизнь? Должно быть, кто-то из них двоих спятил. Но Казимир выглядел кем угодно, только не сумасшедшим. И намерения его были самыми серьезными. Более того, очень скоро до Кисуна дошло, что тут речь идет не о капризе миллионера и не о похотливых устремлениях старого кобеля. Речь шла о любви — возможно, такой же сильной и последней, как его собственная.

Он ведь не был слепым или глупцом. Он понимал, что творится вокруг, куда катится (вернее, уже прикатился) мир. Забавно, но у него самого была довольно грязная работа, по долгу которой ему приходилось периодически спускаться на самое дно и видеть порок неприкрытым и откровенным. Он прекрасно знал, чем занимаются сверстницы Лизы на задних сиденьях лимузинов с благородной целью заплатить за образование. За ее образование платил он. Поэтому не отказывался ни от каких предложений — ради Лизы он был готов на всё.

Так вот, если взглянуть на вещи трезво: что ждало ее в дальнейшем? Какое будущее? С кем? Рано или поздно грязь неминуемо доберется до нее. Нельзя просуществовать тридцать лет в розовых очках и не поплатиться за чистоту и наивность — а такое неизбежно случится, когда рядом не окажется заботливого папочки-тирана. Кстати, а на что рассчитывал он? Собирался сделать ее заложницей своих представлений о том, как правильно жить? Продержать ее в девушках, пока сам не станет дряхлым стариком, чтобы выносила из-под него горшки? Лишить ее собственной жизни в угоду своему спокойствию? А может, это и есть тихое, растянутое во времени убийство? От подобных мыслей ему становилось не по себе.

Но вот появился Казимир и сказал, что башня из слоновой кости существует. И там будет жить Лиза. Как принцесса. Как любимая принцесса.

По зрелом размышлении Кисун рассудил, что это вполне приемлемое предложение. Правда, он кое-что слышал о шалостях Могилевича и даже когда-то подозревал свою жену в тайной влюбленности в Казимира, но не мог поставить ему в вину ничего явного или доказуемого. В общем, выходило, что о лучшей партии для своей дочери он не мог и мечтать. Опять же, Могилевич был человеком обеспеченным, серьезным, что называется приличным, вхожим в высокие кабинеты, так или иначе связанным с искусством и, самое главное, явно испытывавшим к Лизе глубокую неподдельную любовь.

После свадьбы, сыгранной без лишней помпы и даже утонченно, жизнь преподнесла Кисуну еще один приятный сюрприз. Могилевич, конечно, не унизил своего старого друга и новоиспеченного тестя прямым подарком; всё было сделано через Лизу, а той, само собой разумеется, очень хотелось порадовать и отблагодарить любимого папочку. И на это у нее появились деньги.

В результате спустя пару недель Кисун стал владельцем дома на морском берегу, светлого, бело-терракотового, в мавританском стиле, куда с удовольствием удалился от дел, суеты и грязи большого города. Сбылась его голубая мечта. Теперь у него была возможность читать книги, на которые прежде не хватало времени, слушать музыку, гулять по берегу моря и попытаться понять, имеет ли человеческая жизнь смысл и цель, или это всего лишь стихийный цирк, в котором слепые и горбатые лилипуты развлекают тех, кто побогаче, за кусок хлеба. Себя он, конечно, относил к слепым и горбатым, несмотря на свалившееся на голову благополучие. Просто он был слепым и горбатым лилипутом на пенсии.