Книга Страна призраков - Уильям Гибсон

– А мне не придется прыгать с высоты?

Инчмэйл однажды описывал стокгольмский синдром, ту нежность и преданность, которые даже самый жестокий террорист якобы может внушить своей жертве. «А вдруг и со мной происходит что-нибудь в этом роде?» – промелькнуло в голове журналистки. Рег полагал, что после рокового дня под кодом «девять-одиннадцать» Америка прониклась стокгольмским синдромом по отношению к собственному правительству. Впрочем, если бы у Холлис и развилась подобная болезнь, то скорее от Бигенда, нежели от этих троих. Уж он-то, твердил ей внутренний голос, нагонял бесконечно больше суеверного страха (исключая Бобби, конечно, но тот не тянул теперь даже на роль статиста в разыгравшемся спектакле, а не то что на похитителя).

– Нет, не придется, – ответил Гаррет. – Да и мне тоже.

Холлис нервно сморгнула.

– Когда все начинается?

– Сегодня.

– Что, уже?

– Как только пробьет полночь. Секунда в секунду. Но подготовка на месте потребует времени. – Он посмотрел на часы. – Отправляемся в десять. Мне осталось кое-что доделать, потом немного позанимаюсь йогой.

Журналистка внимательно посмотрела на собеседника. Еще ни разу в жизни с ней не случалось такого, чтобы собираться куда-то – и не представлять себе куда и зачем, и что будет дальше, хотя бы в следующую минуту. Оставалось надеяться, что «следующая минута» не станет последней, что «дальше» все-таки наступит. Однако в этом странном месте все было так необычно, что Холлис просто не хватило времени как следует испугаться.

– Передайте ему, что я в игре, – сказала она. – Согласна на все условия, так и скажите. Еду с вами.

72Горизонт событий

– А эта куртка, которую ты надевал в Нью-Йорке, для вертолета... – начал старик, расхаживая вокруг Тито, облачившегося в новую черную рубашку с капюшоном, поданную Гарретом.

– Она у меня, – сказал Тито.

– Надень поверх рубашки. А вот тебе каска.

Тито примерил желтый рабочий шлем, снял его, поправил белый пластиковый обод внутри, надел снова.

– Куртку и каску, само собой, «потеряй» на обратном пути. Теперь давай сюда права. Помнишь свое имя?

– Рамон Алькин. – Тито вытащил права из бумажника и протянул старику, а тот вручил ему прозрачный пакетик с телефоном, парой пластиковых карточек и латексными перчатками.

– Само собой, никаких отпечатков пальцев ни на контейнере, ни на магнитах. Остаешься Рамоном Алькином. Здесь водительские права для Альберты и карточка гражданства. Фикция, не документы. Серьезной проверки не выдержат. А телефон настроен на быстрый набор одного из наших номеров.

Тито кивнул.

– Человек, с которым ты встретишься в «Принстоне», достанет нашейный пропуск на имя Рамона Алькина с твоей фотографией. Тоже не выдержит ни одной проверки, но пусть его хотя бы видят.

– Что такое «Альберта»?

– Провинция. Штат. В Канаде. Значит, этот самый человек припаркуется к западу от гостиницы, на Пауэлл-стрит, в большом черном пикапе с крытым кузовом. Крупный такой мужчина, тяжелый, с темной окладистой бородой. Спрячет тебя под навесом и провезет в контейнерный терминал: он там работает. Если тебя найдут, вы друг друга не знаете. Конечно, будем от всей души надеяться, что этого не случится. А теперь еще раз посмотрим карты: где остановится пикап, где стои́т наш контейнер. Если уже на обратной дороге угодишь в руки охраны, вначале избавься от телефона, потом от пропуска и документов. Изображай замешательство. Притворись, что плохо говоришь по-английски. Безусловно, тебе придется несладко, но им все равно не разнюхать, чем ты там занимался. Говори: дескать, пришел искать работу. Попадешь под арест за незаконное проникновение в чужие владения, потом сядешь в тюрьму за нарушение законов об иммиграции. Мы сделаем все, что возможно. Ну и твои родные тоже, разумеется. – Он протянул Тито еще один пакет, на сей раз – с пачкой сильно потрепанных купюр. – Это на случай, если ты выберешься, но по какой-либо причине не сможешь выйти на связь. Тогда постарайся не «светиться» и обратись за подмогой к родным. Ты знаешь как.

Мужчина в черной рубашке снова кивнул. Старик явно разбирался в тонкостях протокола.

– Простите, – начал Тито по-русски, – можно спросить об отце? Как он погиб? Мне почти ничего не известно. Говорят, он работал на вас.

Старик помрачнел.

– Твоего отца застрелили, – ответил он по-испански. – Мужчина, который это сделал, агент ДГИ, страдал параноидальным бредом. Он был уверен, что твой отец посылает отчеты напрямую Фиделю Кастро. Вообще-то они отправлялись мне, но это никак не связано с беспочвенными подозрениями убийцы. – Старик посмотрел Тито в лицо. – Я очень ценил нашу дружбу, иначе придумал бы, как тебя обмануть. Придал бы его смерти некий высший смысл. Однако для твоего отца истина была превыше всего. Вскоре убийца и сам погиб; это случилось во время пьяной драки, но мы полагаем, что дело не обошлось без агентов ДГИ, окончательно убедившихся в его психической неуравновешенности и неблагонадежности.

Мужчина поморгал.

– Тебе пришлось нелегко в жизни, Тито. Опять же, болезнь матери... Твои дяди обеспечат ей самый лучший уход и заботу. Если бы не они, я бы сам это сделал.

– Это все запястья, – жаловался Гаррет, покуда Тито помогал ему нести чемодан «Пеликан» к фургону. – Сегодня, после драки с той сволочью, не могу напрягаться в полную силу.

– А что там? – спросил его спутник, намеренно поступая против протокола.

– В основном свинец, – ответил Гаррет. – Почти сплошная свинцовая глыба, вот что.

Старик сидел рядом с Бобби и тихо уговаривал, успокаивал его. А Тито слушал. Бобби уже не напоминал ему больную мать; их страхи словно принадлежали разным частотам. Было похоже, что молодой человек по собственной воле позволил беспокойству захлестнуть себя, причем с большой охотой; ведь это давало возможность переложить ответственность на других, пытаться манипулировать людьми. В то время как страх, овладевший матерью после падения Башен, походил на глубокую и непрерывную вибрацию, еле ощутимый резонанс, который исподволь разрушал основы ее личности.

Тито посмотрел на темное окно в потолке и попробовал представить себе, что находится в Нью-Йорке. Это грузовики громыхают металлом на Канал-стрит, внушал он себе. А в недрах города проносятся поезда; мчатся по лабиринтам, схемы которых с такой дотошностью перечерчивала его семья, пока в каком-то смысле не породнилась с ними. С каждым углом платформы, с каждой веткой и линией, с замками на дверях служебных помещений, хранилищ и инструментальных шкафчиков. О, это был целый театр, готовая сцена для исчезновений и появлений.

Очевидно, и Тито чертил эти карты, однако сегодня ему было трудно в это поверить. Ведь и русские голоса, звучавшие с плазменного экрана «Сони», давно уже казались чужими.

– Холлис, – представилась женщина и протянула ему руку. – Гаррет сказал, что вас зовут Тито.