Книга Сердце Черного Льда - Леонид Алехин

— Выкинуть его за борт, — ввернул боцман. — Пока не накликали беду.

— За борт его! — поддержала команда. — За борт!

— Здесь я должен сделать отступление и рассказать о девушке, с которой мне довелось слюбиться в Никте. Она была из племени северных горцев, ее украли соседи и продали в портовый шалман, как это водится у дикарей.

Она была хороша, горяча и отзывчива, но не об этом речь. Она рассказала мне старое поверье баров. Если ты спасешь человеку жизнь, — говорила она мне, — помни, нити вашей судьбы отныне связаны. Береги его, а он пусть бережет тебя, ибо вам назначено умереть в один день, в один час. Если уйдет один, второй последует за ним».

Какая несусветная дикость, подумал я тогда. Но ее горячий шепот вдруг прозвучал над моим ухом в тесном трюме галеры «Русалка Мара». Двое матросов взяли спасенного мной пирата за руки и за ноги, намереваясь швырнуть его за борт.

Я обнажил меч.

— Бросаете его, — сказал я, — бросайте заодно и меня. Если осилите.

Лампа в моей руке запылала синим яростным огнем. Клянусь моим Рубином, я бы сжег корабль, кабы они осмелились мне перечить!

Думаю, что от опрометчивых поступков капитана удержал не страх передо мной. Он мог подсыпать мне в еду крысиного яда, придушить во сне, застрелить в спину из «аспида». Но тогда он бы навлек на себя месть моего отца, который бы никогда не поверил, что я случайно упал за борт. Мало кто не знает, что такое месть старого герцога Савина.

Мое возвращение в Орос было благополучным. Увы, я больше не находил в капитане собеседника, а матросы при виде меня отворачивались. Не скрасило мое одиночество и общество спасенного мной островитянина, который поселился со мной в каюте. Всю дорогу он успешно притворялся немым, на попытки же с ним говорить непонимающе разводил руками. От нечего делать я рисовал его наброски углем.

Лишь однажды у нас вышло что-то похожее на общение. Я набросал схватку двух кораблей и показал островитянину. Дескать, так ты оказался в море? Он забрал у меня доску для рисования, зачеркнул один корабль. Вместо него он нарисовал нечто загадочное. То ли машину, то ли живое существо. Тело рыбы, покрытое чешуей, с плавниками, хвостом и внушительным носовым бивнем. Но над спинным гребнем поднимались трубы, пускавшие дым, как у наших машин, работающих на угле и флогистоне.

Он показал на себя, показал на нарисованный мной корабль. Потом показал на рыбу-машину и сделал жест, который понимают в любом уголке Акмеона и за его пределами.

Он поднял подбородок и провел ребром ладони по грязной шее. Смерть. В холодных северных водах пират и его корабль повстречались со смертью в обличье испускающей пар рыбы. Больше мне ничего не удалось у него узнать.

Через несколько дней «Русалка Мара» прибыла в Никт. Когда лучи солнца заглянули в каюту и разбудили меня, я обнаружил, что мой островитянин пропал. А вместе с ним мой меч, расшитый золотом пояс и все деньги, кроме тех, что я осмотрительно прятал в тайнике за койкой. Также он не побрезговал моим платьем и сапогами.

— Скажите спасибо, что не прирезал вас во сне, — сказал капитан. На его лице легко читалось злорадство. Он же предупреждал!

Весьма огорченный случившимся, я сошел на берег, чтобы в ближайшем кабаке утешиться за кружкой грога, а лучше в объятиях шлюхи. На первом же столбе мне попалась скверного качества прокламация, объявлявшая вознаграждение за голову Алафа Звездочета, пирата, разбойника и убийцы. Сумма была такая, что все каперы южного моря уже должны были перестать просиживать задницы в шалманах и отчалить на поиски Алафа. Однако же не перестали и не отчалили.

— Видно, и правда опасный ты человек, Алаф Звездочет, — сказал я, не отводя взгляда от лица моего островитянина, напечатанного на прокламации.

4

Проводник принес чай в серебряных подстаканниках и валитское печенье. Зажег газовые рожки, за окнами стремительно темнело.

— Истории было суждено забыться на долгие четыре года, — сказал Анже Савина, помешивая сахар. — Был промозглый осенний день, отопление замка разладилось в очередной раз, отец, поссорившийся с Фавелами, был в прескверном настроении. В дверь постучался странник, который не отвечал на вопросы стражи. В любое другое время я бы приказал спустить на бродягу собак. Утомленный же скукой, я приказал привести его ко мне. Он вошел, опустил у ног котомку, в которой, как я узнал позже, был шмат солонины, фляга и обмотанные промасленной ветошью топоры. Одет он был как бедный житель портового города. Не удивлюсь, если он украл одежду, вывешенную для просушки. Отношение к собственности у островитян не сильно отличается от высказываемого барами. Его лицо показалось мне знакомым, но лишь когда он положил на стол измятую прокламацию с призывом поймать и без суда повесить Алафа Звездочета, я понял, что передо мной Алаф, только моложе лет на двадцать.

— Улгар — сын знаменитого пирата? — спросил Якош Белин.

— Это так же несомненно, как то, что я сын Герцога Мантикора. Хоть за пятнадцать лет Улгар и не сказал ни слова.

— Все это время он провел при тебе?

— Неотлучно. Мне с трудом удалось его разубедить спать у моих ног, но в остальном мы крайне редко расстаемся.

Белин помял подбородок.

— Что ж, напраслину возводят те, кто говорит, что у пиратов нет чести.

Анже Савина рассмеялся под удивленным взглядом барона.

— Мой добрый друг, тебя не удивило, что Алаф не возместил мне украденное? Что мешало ему прислать вместе с сыном пару кошелей золота и добрый меч? Нет, все, что он взял, Звездочет посчитал законной добычей. И его сын служит мне отнюдь не из благодарности за спасение отца.

Барон Белин медленно кивнул.

— Я понял, — сказал он. — Поверье баров.

— Именно! Островитяне столь же суеверны. Многие их традиции схожи с обычаями баров. Улгар охраняет мою жизнь, потому что верит, что она связана с жизнью его отца. Точнее, в это верит Алаф, ведь это он прислал своего сына ко мне. Если ты спросишь меня, я не имею ничего против, пусть верит. Улгар — боец каких мало, а его внимательности можно только позавидовать.

БЕЗЫМЯННЫЙ КОРОБЕЙНИК-СОГЛЯДАТАЙ

«…только позавидовать».

Засевший в соседнем купе «коробейник» отнял слуховую трубку от стены. Его вопросительный взгляд обратился на кошку, сидевшую на полке напротив. Кошка вздыбила шерсть, вытянула хвост трубой и шипела на дверь.

Хрустнул замок. Дверь скользнула в сторону, и в купе ворвался дворецкий Улгар с топориками в руках. Коробейник ловко отъехал на заду к самому окну, спасаясь от удара обухом по черепу, и с неожиданной для его тучноватого тела ловкостью пнул Улгара ногой в живот. Из его широких рукавов будто сами прыгнули в ладони два пистоля, которые соглядатай не замедлил разрядить в дворецкого.

За мгновение до выстрела дворецкий метнулся в коридор, где застыл, вжавшись в стену. Соглядатай рукояткой пистоля разбил стекло, выкинул из окна свой мешок. Подхватил на руки кошку и нырнул головой вперед в сгущающиеся сумерки.