Книга Судьбе наперекор - Лилия Лукина

В гостиницу мы вернулись только вечером и, поужинав, поднялись на этаж.

— Спать, спать, спать, ребята. Потому что выезжать мы будем ни свет, ни заря,— сказала я им около двери номера.

— «Ох, рано встает охрана...» — тоненьким грустным голосом пропел Слава и я от удивления даже глаза вытаращила. Ну и ну! Кажется, мое общество действует на них разлагающе, Наумов мне за это спасибо явно не скажет.

Я легла спать, но сна не было, хотя специально затеянная мной прогулка по Москве должна была вымотать меня так, чтобы никакие мысли в голову не лезли.

Что же мне осталось сделать, думала я, устроившись с сигаретой около открытого окна, когда поняла, наконец, что все равно не смогу заснуть. Да всего-ничего: выяснить, зачем Лорингу завод и все. Черт! Как же я не подумала! Ведь, если Коновалов из Баратова, то совершенно не исключено, что кое-какие связи у него в. нашей администрации вполне могут быть, а это значит, что даже завещанные государству акции все равно смогут попасть к «Доверию». Да, выходя у Гадюки нет! Значит, как только он вступил в права наследования, ему нужно немедленно продавать свои акции «Доверию», если он, конечно, не хочет ускорить собственную встречу со своими, по его же инициативе, убитыми родственниками, чего я ему искренне желаю. Ладно, пусть с ним!

Вот вернусь в Баратов, размышляла я, машинально закуривая вторую сигарету, разберусь до конца с заводом... Да, нужно будет Пану подробно рассказать о разговоре с Коноваловым — вдруг он из него что-нибудь полезное выжать сможет... И займусь вплотную агентством. Штат? Легко сказать — штат набирать... Не так-то много людей, которым я верю...

Малыш, он же Сережа, я непроизвольно улыбнулась, чудный ребенок. Если выяснится, что он ни в чем серьезном не замешан, то, как водителя на первых порах, его можно использовать, а там посмотрим... Слава... Это парень тертый, мог бы он мне пригодиться. Я ведь приблизительно представляю, в какой манере работать придется — довольно жесткой... Ведь эта шантрапа несовершеннолетняя, да и прочие подонки творят мелкие, с точки зрения закона, пакости, а окружающим от них сплошная головная боль и слезы — ведь статьи за подлость в нашем УПК не предусмотрено. А жаль! А Вячеслав мог бы на них страху нагнать, у него получилось бы, да и на одном языке с ними поговорить... Юрист нужен обязательно. Есть у меня на примете одна девочка, до того дотошная, что, если бы не скромность ее и застенчивость, далеко могла бы пойти. Психотерапевты потребуются... Как минимум, двое... Ведь, если я сама буду все эти душещипательные истории выслушивать, то через неделю с ума сойду. Я же их все через себя пропускать буду, а с нервами у меня в последнее время не очень. Егоров... Вот, кто смог бы мне пригодиться, но... Эх, Колька, Колька! Как же ты мог меня предать? Всю нашу многолетнюю дружбу перечеркнуть? И ради кого? Ради человека, которого практически не знал.

Что же я не сумела разглядеть в тебе, Владислав? Или не захотела? Эх, да что теперь об этом! Я вспомнила, как Матвей сказал мне однажды, что сильному человеку я не нужна, потому что он не захочет расходовать свои силы на бои местного значения за лидерство в семье. Но Батя, который может быть в семье только лидером, звал же меня замуж? И ведь он знал об Игоре, понимал, что я его постоянно с ним сравнивать буду, но не побоялся этого. Что же получается? Что он или не разобрался во мне поначалу и только потом до него дошло, что я собой представляю, и именно поэтому он поблагодарил меня за откровенность и написал, что мы разные люди, или же он чувствовал в себе такие силы, что все мои попытки одержать над ним верх его просто веселили бы? И я, в конце концов, смирилась бы с тем, что он главный?

Так, Елена Васильевна, давай разберемся или, как говорит Юлия, расфасуемся. Еще совсем недавно ты отстаивала свою независимость и не хотела иметь над собой никакого начальства, а сейчас сама пришла к выводу, что тебе лучше работать в команде Матвея, чтобы быть защищенной, хотя ясно же, что Пан начальник не из ласковых — вон как оборвал тебя у себя в кабинете. Значит, то же может однажды произойти и в твоей личной жизни. Наступит момент и ты поймешь, что сделала ошибку, о которой сказала Галина. Может быть, именно об этом и говорил Коновалов, пророча тебе нерадостные времена? Может быть, они уже наступили? Ох, Игорь, Игорь! Как же мне не хватает тебя! Твоей доброй силы, улыбки, глаз веселых, смеющихся! Я подняла голову и тихонько сказала, глядя на маленькую звездочку в начинающем светлеть небе:

— Игорь, любимый, ты осудил бы меня, выйди я за Батю? Или порадовался, поняв, что за меня можно больше не волноваться? Ты не обижайся, что я не пришла к тебе, хорошо? Просто я не хочу почувствовать холод мрамора, а не тепло твоего плеча, я боюсь увидеть буквы на памятнике, из которых складывается твое любимое имя. Мне незачем куда-то идти, чтобы встретиться с тобой — ведь ты всегда рядом. Я люблю тебя, Игорь, помню о тебе и мне без тебя очень плохо. Помоги мне, подскажи, я, что, действительно совершила ошибку? Как мне теперь быть? Что делать? — я вытерла слезы, которые всегда появлялись у меня на глазах, когда я разговаривала с ним, и горестно вздохнула: — Эх, Игоречек! Ты был единственным человеком, который меня до конца понимал, и, понимая, жалел...

Я поднялась и пошла умыться, чтобы успокоиться.

— Ну, Лена,— сказала я самой себе, глядя в зеркало.— И зачем тебе теперь знать сделала ты ошибку или нет? Батя все равно не вернется, так что нечего себе душу травить. Права Юлия — самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это постараться забыть о нем, как можно скорее. Если получится.

Я посмотрела на часы — ну что ж, можно бы и собираться начинать, а там и выезжать — дорога-то неблизкая. И я пошла будить ребят.

За руль сел Сергей, бодрый и свежий, как молодой огурчик, и также, как тот, весь покрытый мелким пупырышком. Ведь он, глядя на то, как Слава облились под душем холодной водой, решил последовать его примеру, и потом сказал, что самым трудным было не заорать во весь голос, чтобы не разбудить всю гостиницу. Рядом с ним, откинув сидение, дремал Вячеслав, которому предстояло попозже сменить Сергея. А меня, поняв, что я так и не спала этой ночью, уговорили прилечь на заднем сидении, и я задремала.

Но лучше бы я этого не делала, потому что мои измочаленные в клочья нервы вовсе и не собирались успокаиваться: мне снилось равнодушное холодное лицо Бати, его безразличный взгляд, укоризненно качающий головой печальный Игорь, который говорил: «Что же ты наделала, Аленушка?», грустные глаза Гали-Певуньи, ее слова: «Ты уже сделала ошибку и исправить ее будет очень сложно, а, может быть, и невозможно», и торжествующе хохочущий Коновалов: «Это только начало, голубушка! Дальше будет еще хуже!». Эти образы мелькали у меня в голове, сменяя друг друга, как в калейдоскопе, и мне стоило немалого труда вырваться из этого кошмара. Но, когда я очнулась и села, то попала в другой кошмар — меня тошнило, причем так, как никогда в жизни. Я почувствовала, что еще секунда, и я не смогу сдержаться, и, даже не пытаясь понять, кто сидит за рулем, крикнула:

— Стой!

Когда машина остановилась, я, ломая ногти, открыла дверцу и вывалилась на дорогу. Едва я успела заскочить за джип и ухватиться за запасное колесо, как меня тут же начало выворачивать наизнанку. Взволнованные ребята выпрыгнули вслед за мной, и от того, что они видят мою слабость, мне стало еще хуже, но сил прогнать их у меня не было, я, вообще, не могла произнести ни слова. Когда меня немного отпустило, я поняла, что все это время меня кто-то поддерживал сзади за талию, оказалось — Сережа, а Слава держал наготове носовой платок и бутылку минеральной воды.