Книга Волк - Генри Лайон Олди

– На связи унтер-центурион Кнут, – мертвым голосом сказал раб. – Докладываю: «Дикарь» уничтожен при атаке чужого корабля. Кроме меня, в живых остались обер-декурион Ведьма и опцион Змей. Находимся в плену. Не стрелять на орбите! Не клеймить туземцев! Смертельно опасно! Повторяю: не стрелять на орбите…

Сперва Юлий не понял. Кнут? Ведьма? Змей?! Когда до него дошло, что все это значит, колени сделались ватными. Нума был прав: хорошо, что Юлий сидел в кресле. Грохнулся бы на пол, господин эксперт…

– Связь, – прохрипел Юлий. – Нума, это же связь…

– Трое! – ликовал Нума из-за спины живой батарейки. – Три раба долдонят: «Не стрелять на орбите!» Слово в слово! Ты только не раскатывай губу, да? Связь односторонняя, в наши ворота. Марку ты ничего не передашь…

Это Юлий знал не хуже Нумы. Хозяин может заставить раба передать сообщение: краткое, простое, доступное мозгу с подавленной свободой воли. Гипер дорогой – желая сэкономить деньжат, помпилианцы часто пользовались «почтовыми рабами» для межпланетных контактов, не требующих развернутых переговоров. Но никто, даже телепат экстра-класса, не в силах заставить чужого раба выйти на связь с хозяином. Раб, обращающийся к хозяину по собственной инициативе, пусть и навязанной извне – уже не вполне раб. Для этого нужна свобода воли – та, которой нет.

– Вези их ко мне, – чтобы Нума, буйный в радости, услышал, пришлось кричать. – Всю троицу. Адрес я тебе сброшу. Пропуск будет внизу, у дежурного. Я оформлю. Нума, он живой…

– Кто? – не сразу сообразил Нума.

А сообразив, заорал так, что коммуникатор чуть не взорвался:

– Да, живой! Юлька, Марк живой!

* * *

– Госпожа Зеро? У меня срочные новости.

– Слушаю.

– Готовьте самый быстрый корабль. Пусть сегодня же стартует вдогон спасэскадре. Сообщение для командующего: «Не стрелять на орбите! Не клеймить туземцев! Смертельно опасно!» Подробности сообщу лично, при встрече. Буду через двадцать минут.

– Это розыгрыш?

– Нет. Это чудо.

Выскакивая в коридор, Юлий Тумидус размышлял еще об одном чуде. Эмоции захлестывали его, когда он смотрел в лицо рабу. Радость, возбуждение, любовь… Опомнись, сказал себе Юлий, слетая вниз по лестнице. Ждать лифт было выше его сил. Опомнись, дурень. Это событие не из разряда чудес. Увидеть в рабе человека нереально для психически здорового помпилианца, а ты, конечно же, здоров. Но можно увидеть кое-что за лицом раба. Через всю Ойкумену, и дальше, в неизвестном, безумном запределье – лицо сына.

«Докладывает унтер-центурион Кнут…»

Глава девятая

У нас мало времени

I

– Нож, – сказал Олин. – У тебя в кармане нож.

– Что? – не понял Марк.

Грохот винтов заглушал слова.

– В юности мы с дружками поймали одного пижона. В тупичке, значит. Прижали к стене, потребовали кошелек. Он был такой… – Олин показал, какой был пижон. В смысле, никакой. – Я ему говорю: ну ты, доходяга! Мне шестнадцать, плечи ломовые… А он смеется: я, мол, с пеленок шклюцеватый. Снял часы, показывает мне. Надел браслет на кулак: видал? Дорогая вещь…

Внизу проплывал город. Вертолет шел над крышами. Иногда машина поднималась выше, чтобы не задеть трубчатую сеть, опутавшую дома сверху донизу.

– Что это? – Марк указал на паутину из металла.

Олин повернул голову к иллюминатору:

– Это? А-а, пневмодоставка. Впервые видишь?

– Да.

– Дикий ты человек, парень. Варвар. Так вот, о пижоне. Он полез в карман и вместо бумажника вынул нож. Когда он сунул в карман руку… У него было лицо, как у тебя сейчас. Вот я и говорю: у тебя в кармане нож.

Вскрытый арбуз, думал Марк о городе. Давленая вишня. Яичный желток. Кровь: венозная, артериальная. Свежая, запекшаяся; сукровица. Великий Космос, дай мне что-нибудь в пастельных тонах! А там хоть в гроб…

– Как он нас резал! – Олин причмокнул от восхищения. Чувствовалось, что это лучший экспонат в музее воспоминаний громилы. – Веришь, по сей день снится. Мне повезло: он меня в зубы кулаком. Часы – кастет. В зубы, в висок… Я поплыл, сел у стеночки. Сижу, отдыхаю, дышу воздухом. А он режет. Ребята орут, из них брызжет, а он трудится, красавец. Потом «скорую помощь» вызвал, полицию. Меня забрал с собой. Глянулся я ему. Сколько раз я у него спрашивал: Тиз, чем я тебе глянулся? Смеется…

Шеренги магнолий. Строй платанов.

Корпуса окраины.

– Где у тебя нож, парень? Где ты его прячешь?

– Отцепись, – сказал Марк. – Надоел.

Его пугала проницательность Олина. Нож? Это не нож, унтер-центурион Кнут. Это чудо. Дотянуться до рабов из-за края Ойкумены – чудо. Вбить в кисель, бывший когда-то мозгом живых батареек, сообщение – чудо из чудес. Всю ночь до утра Марк бормотал: «Не стрелять… Не клеймить! Смертельно опасно!..» Проваливался в сон, подрывался, белый от испуга. Губы дрожали: «Не клеймить…» Связь трепетала, готова оборваться в любой миг. Он надеялся, что рабы – трое? Четверо?! – «встанут на повтор». Сейчас Марку страстно хотелось повторить эксперимент. Удерживал страх. Страх дрался с желанием не на жизнь, а на смерть. А вдруг не получится? Так хочется оторвать струп с подживающей раны и полюбоваться багровой мякотью.

Голова разламывалась. Сказывались бессонница и напряжение. Которое утро подряд, приводя себя в порядок, Марк долго смывал кровь, натекшую из носа на щеку и подбородок. Подушки и простыни, наверное, можно было отстирать. Или сразу выбросить на помойку? Врач, приходя с осмотром, неодобрительно хмурился. Носовые кровотечения? Давление пошаливает? Сосудики?!

Он уже жалел, что дал разрешение на вывоз пациента к боту.

Час назад врач сцепился с Тизитлем. Великий аттракцион, схватка хорька и журавля: врач требовал взять на борт Ливию, а Тизитль возражал. Коротышка предпочел бы оставить Ведьму в центре. Не складывать все яйца в одну корзину, как образно выразился Тизитль. В ответ врач заорал, брызжа слюной, что он не в курсе насчет хорьковых яиц. А у него, журавля, яйца не железные. Без диагност-блока он снимает с себя ответственность. Чужая иммунная система, препараты, реакция организма… Тизитль разрешил взять диагност-блок, но без Ливии. Врач закатил истерику. Как ни странно, истерика дала результат: Тизитль сдался.

Вызвал второй геликоптер.

– Контакт? – Олин с хрустом потянулся. В тесноте салона это было подвигом. – Ага, такой же контакт, как у нас с пижоном в тупичке. Из тебя, парень, контактер, как из говна пуля. Не нравится? Хорошо, как из пули говно. Ты мне лапшу не вешай, я пирог тертый. На хрена тебе со мной контачить? Ты ведь такой же, как я, как Тиз… Только пушка круче и телефон навороченный. Раздень нас догола: одна порода, одна мама рожала. Ты вниз глянь, вниз! У вас что, иначе? Врешь, то же самое…