Книга Маски иллюминатов - Роберт Антон Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
мой дьявол, мой спаситель...
КРОУЛИ
[Уважительно, обращаясь к Ангелу]:
Роза и Крест, вечное объятие!
[Кукарекает петух, наступает Золотая Заря.]
ДЖОЙС
[Интуитивно постигая суть времени]:
Дети... Бесконечное воспроизведение самих себя...
ЭЙНШТЕЙН
[Аналитически постигая суть пространства-времени]:
Единство... Плюс один и минус один...
БЭБКОК
[Ощущая Силу]:
Секс... Это все время любить самого себя...
КРОУЛИ
АРАРИТА. АРАРИТА. АРАРИТА.
[Фён перестает дуть. Актерами, как уже говорилось, были духи, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они.]
ДЖОЙС
Цветы каждую весну расцветают снова. Земля к земле, прах к праху, merde к merde. Каждую весну цветы расцветают снова.
ЭЙНШТЕЙН
Круговорот азота в природе.
БЭБКОК
Через темный подземный мир — к Золотой Заре.
КРОУЛИ
[С усмешкой]:
К новому и неизвестному...
Джойс проснулся первым и долго лежал, слушая звонкое пение птиц в саду. Лучи солнца нежно грели ему лицо, и он понял, что день уже в самом разгаре.
Еще не совсем веря в то, что ему удалось выбраться из бесконечности в реальный мир, он очень осторожно поднялся на ноги и подошел к окну. Трава в саду показалась ему ядовито-зеленой и светящейся — одно из неприятных последствий приема наркотика. С улицы доносились голоса, где-то громко пел соловей, который, по-видимому, его и разбудил. Был солнечный весенний день, ведьмин ветер наконец выпустил Цюрих из своих отвратительных объятий.
— Боже мой, — сказал Джойс очень тихо. Мир был таким, каким его увидел обнаженный и удивленный Адам: во всем чувствовалось присутствие и любовь Творца.
— Уже утро? — сонно спросил Бэбкок, пошевелившись в своем кресле.
— Уже день, и в этот день мир отдыхает, — задумчиво сказал Джойс.
Бэбкок протер глаза и сказал:
— Боже мой.
— Да-а, — сказал Джойс. — Неплохо мы повеселились вчера вечером, не правда ли?
— А вы тоже видели Святого Ангела-Хранителя? — спросил сэр Джон, вскакивая на ноги и потягиваясь.
— Я увидел… очень многое, — сказал Джойс. — Самое главное: я увидел, каким должен быть мой новый роман, о котором я постоянно думал.
— Мне кажется, — сказал Бэбкок, — что я увидел Бога и умер.
Пока они разговаривали, Эйнштейн тоже проснулся и поднялся из своего кресла.
— Помните, Джоунз говорил вам что-то о встрече со Святым Ангелом-Хранителем? — спросил он сэра Джона. — Если я не ошибаюсь, он говорил, что после этой встречи человек может создать новую научную теорию или произведение искусства, или просто стать более сострадательным и религиозным? Боже мой, — добавил он.
Джойс отвернулся от окна. Его глаза, огромные за толстыми стеклами очков, были полны удивления.
— Мне кажется, мы все увидели Бога и умерли, — сказал он.
— Каждый по-своему.
— Когда ушел Кроули? — спросил Эйнштейн.
— На заре, — сказал Бэбкок. — Вы двое уже задремали. Я помню, что вы уже похрапывали, когда мы ним с еще разговаривали.
— Да? — сказал Джойс. — И о чем же вы с ним разговаривали, если не секрет?
Бэбкок посмотрел в окно и улыбнулся золотому солнечному свету.
— Я рассказал ему о докторе, которого встретил в поезде два дня назад. Этого доктора зовут Юнг — да вы и сами его знаете, так как уже не раз о нем упоминали. Я сказал, что хочу некоторое время побыть здесь и пообщаться с Юнгом, прежде чем отправиться в Лондон и начать следующий этап Посвящения.
— Так вы собираетесь продолжить Посвящение? — спросил Джойс.
— Как только буду готов, — ответил Бэбкок. — То есть, когда доктор Юнг сочтет, что я готов.
Эйнштейн то ли присвистнул, то ли глубоко вздохнул.
— «Ибо Он словно огонь расплавляющий», — процитировал он.
Джойс повернулся к Эйнштейну.
— А что дало вам наше вчерашнее приключение?
— Наконец-то все стало на свои места, — ответил Эйнштейн. — Теперь я вижу всю теорию как единое целое, вижу все связи между частными явлениями. Мои статьи об относительности — только начало. Как только я закончу статью об относительности ускорения, начну работать над теорией единого поля. — Он ликующе улыбнулся. — На эту теорию у меня уйдет лет двадцать или даже больше, но она того стоит. Наши представления о пространстве так же примитивны и смешны, как представления древних, которые утверждали, что Земля плоская. Пространство тоже искривляется. Любое движение есть движение по орбите, вокруг какой-то массы. Инерция и сила тяжести — это материальные проявления искривлений пространства. И это только начало, фундамент для моей будущей теории…
— То есть вы не обижаетесь и не злитесь на Кроули за то, что он использовал наркотики и прочие штучки первобытных шаманов? — спросил Джойс.
— Ни в коем случае, — сказал Эйнштейн. — По-моему, за эти несколько часов я узнал о физике гораздо больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. А что скажете вы?
— Я тоже не обиделся, — признался Джойс, — но если я увижу Кроули на улице, то повернусь и пойду в обратном направлении. Одной ночи в пещерах Элевсиса хватает на всю жизнь, и греки это знали.
Эйнштейн начал медленно расхаживать по комнате.
— Такое чувство, как будто наши мозги вымыли с мылом, — сказал он. — Как будто — mein Gott — мы родились заново.
— Точно, — сказал Джойс, родились заново. Кстати, это выражение восходит еще к элевсинским мистериям, о которых я только что упомянул. Дигенами, или «дважды родившимися», называли тех, кто целую ночь проходил посвящение в пещере Деметры. Ни одному из историков не известно доподлинно, что происходило в этой пещере, но я думаю, что теперь нам будет нетрудно предположить.
— А заклинания, которые пел Кроули, — вспомнил Эйнштейн. — Неужели это те же заклинания, которые использовались две с половиной тысячи лет назад?
— Не думаю, — сказал Джойс. — Это был довольно плохой греческий, с вкраплениями египетского и латыни. Скорее всего, эти заклинания сначала использовали гностики, потом другие еретические секты, искажая и дополняя их… Бэбкок, — неожиданно сказал он, — я не прошу вас нарушать клятву, но все же не могли бы вы ответить на два нескромных вопроса. Во-первых, правда ли, что в Масонском Слове восемь букв?
