Книга От/чет - Василий Сретенский

Сразу за двойными стеклянными, конечно же, дверями в три человеческих роста начинается холл, уходящий двумя рядами колонн куда-то за Кольцевую дорогу. Я по крайней мере ж восемь лет работы до конца его ни разу не доходил. Минуешь охрану из побитых жизнью мужичков с единым выражением похмельной строгости на лицах — и к лифту, направо. Или туда же направо, но чуть дальше, к преподавательскому гардеробу. Ну в крайнем случае, когда совсем невмоготу, еще дальше направо и вниз. Там мужской туалет.

Зачем такой холл Дому политпросвещения был нужен, теперь уже никто не скажет, а студенты его используют в качестве большой жилой пепельницы или, по-другому, «сачка». По моим поверхностным, правда, наблюдениям, треть студентов каждый день дальше «сачка» не продвигается. Да и зачем?

А несколько раз в году каждый студент н преподаватель, входя в холл, обязательно направляется к первой колонне левого рада. Там в эти дни ставят стол, всегда один и тот же, у него либо в правом ближнем, либо в левом дальнем углу (это как развернут) четкая нестираемая надпись: «Война, пошла на!» На стол водружают обтянутый красной материей стенд, прислоняя его к столбу. А уже на стенд помещают фотографию умершего сотрудника и краткий некролог. В такой день вокруг стенда обязательно толпятся кучки студентов и преподавателей. Деньги на поминки начинают собирать, о дне и месте похорон узнают. Ну и так, испытывают смешанные чувства.

И сегодня утром, продираясь сквозь потный поток студентов к единственной (из шести) открытой двери в наш МУПЭП, я углядел стенд и повернул влево. Фотография была маленькая, что в случае с преподавателем бывает редко. Да и некролог совсем короткий. Но даже тогда, когда я все это для себя отметил, ничего в душе не екнуло. А подойдя почти вплотную, через спины студентов я наконец разглядел фотографию. Она была сделана в прошлое воскресенье, на шашлыках. Андрей стоял вполоборота к камере, улыбаясь и показывая на что-то у себя за спиной. Фон был специально высветлен. Возникло ощущение, что он указывает на пустоту, в которую собирается уйти. Под фотографией было написано от руки черным фломастером: «Вчера в автомобильной катастрофе погиб студент третьего курса юридического факультета Андрей Скобяницын».

В группе студентов, стоявших около стенда, я заметил девушку, бывшую на шашлыках, как же ее… ну, не помню сейчас. Она то всхлипывала, то начинала тихонько подвывать. Я оттянул ее за локоть и спросил, как это случилось. С трудом удалось разобрать сквозь всхлипы, что он торопился на первую пару, и на проспекте Вернадского его подрезал какой-то крутой джип. «Шкоду» Андрея закрутило на мокром асфальте, он выскочил на встречную полосу и врезался в поливальную машину.

Она разревелась в полный голос, и я не знал, как спросить. Да и не хотел, боялся спрашивать.

— А девушка… Лада… Она с ним была?

— Они вместе… Андрей ее вез на первую пару. Удар на его сторону пришелся. Он весь переломан, живого места не осталось, а у нее почти ни царапины. Только вот тут… и сразу…

Она поднесла руку ко лбу и тут же отвела, испугавшись, что показывает на себе. Света (вот как ее зовут!) дернулась уходить, но мне нужно было выжать из нее один ответ. Я сильнее сжал ее локоть, чуть развернул к себе.

— Где… они… сейчас?

— На Пироговскую увезли… Там больница и… морг.

Света, вывернув свой локоток, бросилась бежать куда-то в глубину холла. Я медленно пошел по лестнице на третий этаж, где должен был проводить семинар. Не было никаких смешанных чувств. Вообще никаких чувств я тогда не испытывал. (Да и сейчас, когда я достукиваю эти строки на своем Acer'е, их, похоже, нет.) Зато пока я шел по лестнице, целиком все обдумал.

У меня есть примерно сутки на то, чтобы проверить истинность своих вчерашних построений. Возможность уникальная. Обычно историкам такое недоступно. Экспериментальная история, все эти плавания на папирусных лодках и строительство дольменов вручную — полная чушь по сравнению с тем экспериментом, который я могу, а значит, должен поставить на себе. Только вчера я разложил на составляющие обряд, необходимый для воскресения погибшего человека путем обмена душ. А сегодня, стоя перед стендом с фотографией Андрея, я понял, каким должно быть заклинание. Тем самым. Только букв (и звуков) в нем должно быть не девять, а двенадцать. И произносить его, видимо, надо дважды, набрав 24 звука. И не по-русски, а на аутентичном языке. Иуда русского не знал. Да и не было тогда русского языка.

Впрочем, все это мне и предстоит проверить в ночь с субботы на воскресенье. Какая там Испания, какая альмаматерь! Жизнь моя закончится сейчас. Но если мое открытие истинно, то подтверждение истинности впервые в исторической науке будет получено опытным путем и неопровержимо доказано. А если нет… Кто-то об этом пожалеет? Уж точно не я. Разве что гражданин Сергеев А.М. куском локтя подавится.

Студентам своим я сказал, что на сегодня занятия по моему предмету отменяются, и просил передать это группе, которая должна прийти сюда же на вторую пару. Вот уж кто испытал смешанные чувства, так это первокурсники. Радость школьника, которому отменили занятия, смешалась у них с явной обидой: чего ж мы тогда приперлись сюда в такую рань? Но мне сегодня, да и вообще теперь, не до них. Пусть хоть весь МУПЭП разнесут на первой паре в субботу.

Пробегая к выходной двери, краем глаза углядел, что какой-то парень, с виду похожий на студента, дернулся за мной, на ходу доставая мобильник. Но джип за ним, видимо, закреплен не был. Так что я остановил частника и укатил, даже не оглядываясь.

Дома я первым делом ринулся к мусорному ведру и вытряс его содержимое на целлофановый пакет. Три баночки из-под йогурта, обертка от пачки печенья, упаковка из-под кофе и то, что я искал: два гигиенических тампона. Ну вот и кровь. Я вылил в стакан остатки «Бифитера» и опустил туда тампоны.

Итак. Тело Лады лежит недалеко, в морге на Пироговке. Не думаю, что расстояние играет какую-то роль. Но лучше, чтобы оно было поближе. Крови немного и в спиртовом растворе, но уж какая есть.

Веревка. Помню, что дома была. Алена еще купила, просила натянуть на кухне для того, чтобы сушить белье. А потом ей эта идея разонравилась, и я закинул веревку на антресоли. Где сейчас и найду.

Нет, не нашел. Все выкинул с антресолей, но там почему-то оказались главным образом книги и какая-то женская одежда. Полчаса тупого хождения по квартире дали соответствующий результат. Я вспомнил, что, когда запихивал книги на антресоль, хозяйственные вещи сложил в тумбочку. А тумбочку поставил к мусоропроводу. Под телевизор. И дверь герметически зашпаклевал. И табличку привесил.

Больше часа долбил, долбил и долбил эту дверь хлипеньким молоточком и вконец ее раскурочил. Но элемент № 3 теперь у меня в руках.

В комнате с колокольчиками оттого времени, когда я всерьез вознамерился купить церковный колокол из небольших, в одну из балок вогнан толстый крюк. Он выдержит.

Теперь Сергей Сергеевич. Я два раза ускользал от его молодцев. Он может обидеться и начать мне мешать уже теперь. К тому же испытательный срок, который он мне назначил кончается сегодня.