Книга Совсем другая жизнь - Владислав Куликов

— Распишитесь вот здесь, — следователь протянул протокол.

— Зачем, я же ничего еще не сказал, — удивился Найденыш, протягивая руку сквозь решетку клетки.

— Это о том, что вы предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний.

— Думаете, есть смысл предупреждать? — Подследственный улыбнулся. — Я же все равно ничего не помню.

— Тем не менее вы заявляете, что вас подставили.

— Да.

— Но откуда вы это знаете, если у вас отшибло память?

— Я что-то смутно припоминаю. — Найденыш покрутил ладонью вокруг головы. — Это такие смутные образы. Но, по-моему, это было, точно было. Стрелял другой человек. А потом вложил пистолет в мою руку.

— Вас опознал свидетель.

— Он подошел гораздо позже.

— А говорите, что ничего не помните. — По голосу следователя было ясно: тот не верит ни единому слову обвиняемого.

Найденыш вздохнул.

Уже несколько недель он носил вновь обретенное имя. Но оно было будто с чужого плеча.

Странное дело, раньше казалось: стоит обрести свое «я» и все станет ясно. Однако все стало лишь запутанней. А сам он оказался в пропахшей влажными тряпками и человеческим потом камере. Вот куда его завели поиски имени!

— Распишитесь. — Следователь подал Найденышу протокол допроса.

— У вас хороший почерк. — Обвиняемый просмотрел писанину. — В армии писарем были?

— Я не служил. — Следователь резко застегнул молнию на кожаной папке

* * *

В «Советском труде» был вечерний перекрут. Так называли планерку по выпуску номера на Москву. Ответственный секретарь черкал красным маркером по макетам полос.

— Сюда ставим комментарий на расформирование ФПС. Ветров, готов материал?

— Всегда готов, — ответил Андрей, — вернее, давно готов.

— Предлагаю заголовок: «Пограничные собаки станут гэбистскими суками», — дежурный редактор рассмеялся.

— Можно, но это не наш формат, — ответил ответсек. — Придумайте что-нибудь попроще. Вроде — «Перешли границу ФСБ».

— Гениально, — воскликнул Ветров, — так и сделаем.

— А здесь что, — ответсек перевернул макет полосы, — что это за центровик такой?

— Интервью с вице-премьером, единственной женщиной в правительстве, — ответил редактор отдела политики.

— Она сказала что-то умное?

— Что умного может сказать женщина?

— Тогда зачем ставить центральным материалом на полосе? Уберите в колонку.

— Так она же вице-премьер! Можно сказать, наш ньюсмейкер.

— Хорошо, только вам не кажется, что заголовок «Главному меня научила мама» несколько скабрезен? — Ответственный секретарь загадочно улыбнулся.

— Можно поменять: «Не надо бояться перемен».

— Он тоже несколько скабрезен…

— А почему тебе не нравится про маму, объясни, — с напором спросил редактор отдела политики.

— Ну как бы сказать… — ответсек как-то неуверенно улыбнулся и не стал продолжать.

— Я имел в виду, — «политик» стал водить ручкой по тексту, — что, мол, мама меня научила не лгать, честности, доброте, не бояться работы. А что ты имел в виду?

— Да примерно то же самое, только все равно скабрезный заголовок. Ладно, оставь «Не надо бояться перемен». Но подумай еще, может, родится что поприличней. А то заголовок, как в заводской многотиражке. Есть еще какие-нибудь заявки?

— Есть, — произнес Ветров, — заметка про «потеряшек». Очень интересная тема: люди теряют память. Это целая эпидемия. Я как раз хотел предложить заметку в номер.»

— Нет, у нас сегодня плотный номер. Материал про «потеряшек» я читал. Он хороший. Мы его сунем в один из ближайших номеров. Но не сегодня. А вообще, было бы неплохо, если бы отдел расследований занялся шахидами.

— Их подготовкой? Или мишени им подыскать? — съязвил Ветров.

— Разработайте тему. — Ответсек пропустил замечание мимо ушей. — У нас стали часто совершать теракты камикадзе. Откуда они берутся? Сначала они были только в Чечне, потом появились в Осетии. Возможно ли, что завтра шахиды придут в Москву? По-моему, очень интересная тема, поработайте над ней.

— Поработаю, — согласился Андрей, — тем более на меня как раз охотится один террорист. По всему — камикадзе. Возьму у него интервью.

Ветров шутил, хотя на самом деле ему было страшно. Рассчитывать он мог только на себя. Телохранителей никто не приставит. Чего ожидать от психа — неизвестно. Но Ветров решил не менять образ жизни. «Захотят достать — все равно достанут», — рассудил он. После подписания номера Андрей пошел в бар на углу улицы «Правды». Все журналисты так и называли его «На углу». А еще — у Хоттабыча. Официально у бара было какое-то иное название. Хозяином здесь был пожилой ассириец, которого все звали Хоттабычем. Его настоящего имени (как и названия заведения) никто не помнил.

По стеклам ползли капли дождя. Дул осенний ветер, хотя на календаре была весна. Ветров любил осень, и эта весна с привкусом осени ему определенно нравилась. Хотя когда-то давно одна девушка сказала: осень — время плакс. «Как же так, — воскликнул.!. — А Пушкин? Болдинская осень? Разве Пушкин был плакса?»

«Плакса», — ответила девушка.

Вскоре Ветров с ней расстался. Не потому что она не любила осень и дурно отзывалась о Пушкине. Просто так сложилось.

Пушкина Ветров любил. А еще он любил сидеть у Хоттабыча, пить пиво с фисташками и смотреть, как капли дождя ползут по окнам…

В такие минуты все остальное казалось мелким и несущественным… Даже призрачные бриги…

«Зациклился ты на них, — думал Андрей, отпивая глоток прохладного немецкого пива. — Конечно, важно знать, чего от жизни хочешь. Без этого жить трудно. Но вон пиво какое хорошее, разве ради него не стоит жить?»

— Хоттабыч, а почему у тебя нет национального колорита? — весело спросил хмелеющий Ветров. — Я не понял: где шаурма, люля-кебаб, шашлык?

— Хочешь шашлык? — Хоттабыч, улыбаясь, подошел к столу. — Скажи, сейчас принесут. Для тебя совершенно бесплатно…

Он подсел к Ветрову за стол.

Хоттабыч часто подсаживался за стол к постоянным клиентам. А Ветров был здесь очень постоянным клиентом.

— Да нет, не надо, — ответил Андрей, — я так спросил.

— У вокзала тоже моя палатка стоит, там шаурма и шашлык, — так же мягко произнес хозяин, — хочешь — принесут.

На подхвате в баре работали русская официантка и двое молодых ассирийцев. А сам Хоттабыч общался с клиентами. Отчего атмосфера в баре была теплой, почти семейной.