Книга Расколотый берег - Питер Темпл

— Ну и что? Тебе здесь все равно больше делать нечего. Теперь нам все это разгребать.

— Джо…

— Что такое?

— Дай мне шанс. Ты не знал бы этого всего, если бы я не заставила тебя встретиться с Паскоу. Паскоу говорит, Хопгуд свел Рэя Пиггота с Бургойном. И его, и других мальчишек. Этого о Бургойне никто никогда не рассказывал.

— В твоем кругу.

— В моем кругу? Что это значит?

— Может, у вас там, на Бейвью-драйв, о таком не говорят. Вульгарно там, то-се…

Хелен слушала, барабанила костяшками пальцев по рулю.

— Меня на эту наживку не поймаешь, — сказала она медленно, отчеканивая каждое слово.

— Идти надо, — сказал Кэшин. — Я перезвоню.

На улице было холодно и сыро, летела мелкая морось. Он нагнулся, чтобы поблагодарить ее.

— Часто болит? — спросила Хелен.

— Нет.

— Что ж, ты обвел меня вокруг пальца. Как бы то ни было, я вселилась в дом, мы теперь соседи. Может, заглянешь, выпьем чего-нибудь? Я в микроволновке какие-нибудь пирожки разогрею. Надеюсь, люди твоего круга такой едой не брезгуют.

Он уже собрался было вежливо отказаться, но взглянул в ее глаза и произнес:

— Ну что ж, веди.

— Нет, — возразила она, — ты первый. Ты лучше дорогу знаешь.

Дорога к дому Корриганов шла между старыми вязами, многие из которых уже высохли. Ее недавно посыпали щебнем, и полотно белело в лучах фар. Кэшин припарковался слева от ворот усадьбы и выключил фары. Хелен остановилась за ним. Он неловко выбрался из машины. Небо, покрытое облаками, внезапно расчистилось, вышла полная луна и залила мир бледно-серым светом. Они молча прошли по длинной дорожке, поднялись к входной двери по новеньким деревянным ступеням.

— Мне здесь еще боязно, — сказала она. — Темно. И тихо… Может, зря я все это затеяла?

— Собаку заведи, — посоветовал Кэшин. — И ружье. Они прошли по коридору. Щелкнул выключатель, осветив большую пустынную комнату, видимо переделанную из двух или трех поменьше, с новыми блестящими половицами. Из мебели там были только два стула и стол на низких ножках.

— Мебель расставить не успела, — сказала Хелен. — И книги еще не распакованы.

Он прошел за ней в кухню.

— Плита, холодильник, микроволновка, — сказала Хелен. — Стандартный набор, как у всех.

— Тогда и пироги готовые сойдут, — ответил Кэшин. — Тоже стандартные, как у всех.

Хелен сунула руки в карманы пальто, подняла подбородок. Кэшин видел, как натянулись жилы у нее на шее. У него бешено забилось сердце.

— Голоден? — спросила она.

— Глаза у тебя интересные, — проговорил Кэшин. — В кого?

— У бабушки глаза были разного цвета, — ответила она, чуть отвернувшись. — Ты в школе считался интересной личностью. Нравится мне это выражение — «интересная личность».

— Неправда. Ты меня в упор не видела.

— Ты такой был… отстраненный. И напряженный, как будто всегда под током. Ты и сейчас как под током. Есть в этом что-то такое… сексуальное.

— Как это — «под током»?

— Не спрашивай — это талант. — Хелен приблизилась, взяла его голову в ладони, поцеловала, отстранилась. — Ты не слишком отзывчив. А у полицейских бывает интим на первом свидании?

Кэшин обнял ее под пальто, прижал к себе, вдохнул ее запах, ощутил под пальцами ее ребра. Она оказалась более худой, чем он думал. Он задрожал.

— У полицейских обычно не бывает второго свидания.

Хелен взяла правую руку Кэшина в свою, поцеловала ее, потом поцеловала его в губы и повела за собой.

Ночью он проснулся — почувствовал, что она не спит.

— Ты все еще ездишь верхом? — спросил он.

— Нет. Неудачно упала и с тех пор духу не хватает.

— Я-то думал, идея в том, чтобы не сдаваться: упала — залезла?

Она погладила его:

— Залезла, говоришь?

* * *

Дом виднелся издалека — стрела сосновой аллеи оканчивалась строго у входной двери. Кэшин подъезжал к дому, и неяркие лучи закатного солнца неровно мелькали между стволами.

На стук открыла худощавая женщина с морщинистым лицом, одетая в темный спортивный костюм. Кэшин представился, показал удостоверение.

— Сзади, — сказала она. — В сарае.

Он прошел по бетонированному двору. Место напоминало не слишком строго охраняемую тюрьму — свежевыкрашенный дом за забором, в воздухе арбузный запах свежескошенной травы. Ни деревьев, ни цветов, ни даже сорняков…

В сарае со сдвижной дверью на северной стене мог свободно разместиться небольшой самолет. Кэшин не дошел до строения метров десять, когда в проеме показался мужчина.

— Мистер Старки? — спросил Кэшин.

— Он самый…

Перед ним стоял крупный, тяжелый даже на вид толстяк, с головой, формой и размером напоминавшей очищенную картошку, одетый в чистый синий комбинезон поверх клетчатой рубашки.

— Старший сержант уголовной полиции Кэшин. Поговорим?

— Ну, поговорим, — ответил тот и прошел в сарай.

Кэшин направился следом. Порядок здесь был как в кухне миссис Старки. Каждый инструмент висел на особом крюке. Железные столешницы двух длинных столов сияли под флюоресцентными лампами. За ними на доске со вбитыми в нее колышками строго по размеру были развешаны гаечные ключи, клещи, ножницы по металлу, ножовки, стальные линейки, струбцины, штангенциркули. Здесь же стояли большой и малый токарные станки, сверлильный станок, две шлифовальные машины, ножовочный станок, подставка с прорезями для ножовочных полотен и других приспособлений.

В середине помещения над квадратными стальными столами на цепях висели четыре старых, почти разобранных двигателя.

Высокий, тощий юнец, одетый как Старки, стоял у тисков и орудовал напильником. Оторвавшись от работы, он глянул на Кэшина через упавшую на глаза прядь волос.

— Иди поговори с матерью, Тай, — распорядился Старки.

У Тая из кармана торчала замасленная тряпка. Он вытащил ее, старательно протер станок, подошел к столу, вытер напильник, положил его на место.

Он вышел, так и не взглянув на Кэшина. Кэшин посмотрел ему вслед. Одно плечо у него было выше другого, и шел он неловко, боком, точно краб.

— С движками возитесь, — сказал Кэшин.

— Угу, — буркнул Старки, сузив глаза. — «Бургойн и Кроми». Чем могу помочь?

— Ремонтируете?

— Восстанавливаю. Движки-то — лучше не бывает. Вам что?

Кэшин заметил, что присесть в сарае негде.

— На Бургойне были часы, — сказал он. — Вы можете их опознать?