Книга Банда 7 - Виктор Пронин

— Это прекрасно!

— Не потеряйте мою сумку, — сказала на прощанье Пахомова.

— А вы меня не потеряйте!

Пахомова игриво махнула ручкой и исчезла в толпе белокурых теток, остававшихся все такими же хмуро-настороженными.

Большинство автобусов стояло уже на площади, и постепенно зал ожидания опустевал. Подошла очередь и для группы Пахомовой. Действительно, у выхода, который она показала Пафнутьеву, появился длинный парень с высоко поднятой табличкой, на которой было одно слово «Роксана». Попутчицы оживились, быстро разобрали свои сумки, и к тому времени, когда Пафнутьев подошел к автобусу, все передние места были уже заняты, и ему ничего не оставалось, как пройти в самый конец. Но прежде чем он поднялся на первую ступеньку, сзади к нему пристроился Худолей и успел шепнуть:

— Парень с табличкой — Пияшев.

— Надо же, — пробормотал Пафнутьев. — Как тесен мир.

Дорога на Аласио оказалась гораздо длиннее и живописнее, чем Пафнутьев мог себе представить. Посевы, украшенные остатками домов позапрошлого века, сложенных из неотесанного камня, быстро закончились, и автобус как-то незаметно оказался среди гор. Через каждые несколько километров он нырял в тоннели, пробитые в горах, или же попросту парил в воздухе, на мостах, проложенных над ущельями. Мосты казались такими ненадежными, что дух захватывало от ужаса, что все сейчас кончится и автобус, наполненный жрицами любви, рухнет вниз и никто тогда не сможет определить, где была блудница, а где начальник следственного отдела, где гомик, а где первый милиционер города. К этому времени все эти мелкие и незначительные подробности потеряют всякий смысл.

Впрочем, и сейчас, когда автобус проносился сквозь тоннели и по узким мостам в облаках, это тоже не имело слишком большого значения, все это обретет смысл, тяжесть и криминальную суть после возвращения домой.

Всю дорогу Пияшев роскошным своим, интимно-бархатистым голосом неторопливо рассказывал разные благоглупости и забавные подробности из жизни итальянцев и итальянок.

— Должен вам сказать, что светлые волосы для итальянцев — это, прасцице, первый и главный признак женщины распутной, доступной и чрезвычайно привлекательной, — сказал Пияшев и сделал паузу. Видимо, эти слова он произносил частенько, поскольку пауза оказалась весьма уместной — в автобусе возник нервный смешок, женщины возбужденно завертели своими головками, засверкали своими глазками, о чем-то зашушукались. Впрочем, о чем именно они шептались, догадаться было нетрудно — об особенностях нелегкой своей работы на итальянской почве.

— Старик, ты меня помнишь? — Худолей подсел к Пияшеву на свободное место. Хорошо поступил Худолей — заранее снять настороженность постепенного узнавания и убедиться, что Пияшев не узнал в нем ночного грабителя.

— Что-то знакомое, а вот вспомнить не могу, — неуверенно протянул Пияшев.

— А я в ресторане, помнишь, девочку у тебя снял.

— А, да-да-да! — обрадованно зачастил Пияшев, освобождаясь от опасливых воспоминаний. — И как девочка?

— Все отлично, старик!

— Только это... — Пияшев помялся, — она прилетела сюда за мои деньги.

— Хочешь сказать, что нужно снимать по новой? — спросил Худолей.

— Конечно. И учти... Здесь другие расценки, в другой валюте... Со всеми вытекающими подробностями.

— Нет проблем, старик, — и, хлопнув Пияшева по коленке, Худолей вернулся на свое место.

Пафнутьев сидел у окна один, находя для себя все новые особенности итальянского пейзажа. Он с интересом улавливал у начала каждого тоннеля цифры на табличках — длину тоннеля в метрах, прикидывал, какой длиннее, какой изгибается круче. После первой сотни километров к нему подсела Пахомова, разобравшись наконец в своих бумагах, подробно поговорив с водителем, тем самым очкастым Массимо, которого Пафнутьев запомнил по снимкам. Он оказался немногословным, сдержанным, но властность в нем ощущалась, и некоторую если не робость, то зависимость Пахомовой от этого человека Пафнутьев тоже увидел.

— Как путешествие, Павел Николаевич? — спросила Пахомова. — Не устали?

— Что вы! Прекрасная дорога! Ехал бы и ехал... Но пора, кажется, и остановиться в какой-нибудь забегаловке. Некоторые дамы нервничают.

— Да, я знаю, организм требует своего. Километров через десять дорожный ресторан. Там можно перекусить, выпить пива, размяться.

— Это было бы кстати.

— Скажите, Павел Николаевич, вон тот гражданин в светлом костюме с дамой... вам знаком?

— Не так чтобы очень, но я его знаю... Это Жора Шаланда с женой, он в милиции работает.

— А я смотрю — вроде где-то видела... — сказала Пахомова с некоторым облегчением. Слова «работает в милиции» были и правдивыми, и достаточно невинными: мало ли кто сейчас работает в милиции.

— Я сам и предложил ему эту поездку... У него отпуск, в наших краях еще холодно, моря холодные... Поехали, говорю, по Италии прошвырнешься. Он сомневался, но жена как услышала про Италию, вопрос был решен в пять минут.

— В такую поездку и с женой?! Мне кажется, они оба совершили ошибку. Вы, Павел Николаевич, поступили более предусмотрительно — жену дома оставили. А вон тот, с хохочущей дамочкой? — спросила Пахомова о Халандовском.

— Того я не знаю... По ходу познакомимся. Если дамочка хохочет, значит, мужик неплохой... Столкуемся. Вы всегда с этим водителем ездите?

— А что? — насторожилась Пахомова.

— Дорога, я смотрю, сложная, еще эти тоннели, мосты на стометровой высоте... Водитель он надежный?

— А, вы об этом, — облегченно вздохнула Пахомова. — Здесь у него все в порядке, высший водительский класс.

— А где у него не все в порядке?

— Не может спокойно проходить мимо наших девочек.

— Пристает?

— Бывает... Но расплачивается. Тут его не упрекнешь.

— Автобус ему принадлежит?

— Почему вы решили?

— Обычно так и бывает. Человек покупает автобус и этим живет.

— Да, это его автобус. Кстати, и гостиница, где мы остановимся, тоже ему принадлежит. Гостиница скромная, но в центре города, на набережной, рядом парк, магазины... Сами увидите.

— Гостиница — это хорошо, — солидно кивнул Пафнутьев.

На остановке он поразился чистоте, ранним цветам, платному туалету, выбору блюд и напитков, прилегающему магазину с бесконечным выбором игрушек, безделушек и всевозможных кухонных приспособлений.

— Простите, пожалуйста, — услышал вдруг Пафнутьев обращение, исполненное каким-то противным, приторным голосом, — это был Халандовский. — Не согласитесь ли разделить со мной? — Халандовский показал литровую бутыль с красным вином. — Когда я уже купил ее, выяснилось, что у моей дамы другие привязанности. — Халандовский сделал гримасу и мигнул как-то за спину, давая понять, что все эти глупости говорит для стоявшего за спиной Пияшева.