Книга Ментовские оборотни - Владимир Гриньков

– Он подтвердит, – сказал Петр Семенович, – что в наших краях по делу Лапто ничего не накопали.

Подполковник кивнул и снова улыбнулся счастливой улыбкой человека, который сумел постоять за честь родной земли и не позволил пришлым варягам навешать собак на своих в высшей степени достойных земляков.

– От имени «Русского загородного дома» бумаги подписывал Ростопчин, – сказал я. – А вы лично этого человека видели?

– Был он в этом кабинете, – подтвердил мой собеседник. – Все-таки в нашем районе землю покупал. Зайти, поговорить, узнать у нас, что мы по поводу предстоящей сделки думаем, – ни один серьезный человек свои деньги не потратит, покуда с ним в администрации поближе не познакомятся.

Я видел, как нервно двинул усами Илья. Как администратор, он знал, что ни одно дело никогда не начнется, покуда чиновник не кивнет согласно. И стоимость каждого кивка Демин мог озвучить в цифрах практически безошибочно.

– А как бы нам координаты этого Ростопчина заполучить? – сказал я вкрадчиво.

– Даже не знаю, – пожал плечами Петр Семенович.

– Неужели не оставил телефончика? – не поверил Демин.

– Нет, – сказал Петр Семенович. – А я и не настаивал. Понятно было, кто за ним стоит. И оба мы с ним знали, что это просто такой визит вежливости. Отметился он тут у меня, а дальше уже все для него сделают.

– Кто? – уточнил я.

– Лапто. А я Ростопчину этому ни помочь ничем не смогу, ни помешать. Так что зачем мне его телефон, если он напрямую с самим Лапто дело имеет? С таким родственником никакая районная администрация даром не нужна, – усмехнулся Петр Семенович.

– А Ростопчин и Лапто – родственники? – насторожился я.

– Ну, не то чтобы прямые, – пожал плечами собеседник. – Через Веронику, дочь Лапто, они запросто могли бы породниться…

Хорошо еще, что я сидел. А не то бы подкосились ноги и шлепнулся бы я об пол на потеху публике.

– У них ведь с Ростопчиным, – продолжал Петр Семенович, не замечая моего изумленного состояния, – у Ростопчина и Вероники, я имею в виду, большая любовь была, насколько мне известно…

Ну как такое может быть!!!

– Я даже подумал как-то, – говорил Петр Семенович, – что Ростопчин специально землю здесь купил, чтобы быть поближе к Веронике…

Как такое возможно!!!

– Мне это странным образом напомнило одну историю, – дозрела наконец и директор музея. – История, которая случилась давным-давно. И там тоже фигурировал Ростопчин.

В том-то все и дело, родная ты моя!!! Но как такое может быть!!! Ведь двести лет прошло!!!

Или я просто схожу с ума?

* * *

Как хорошо, что директор музея пришла в кабинет Петра Семеновича вместе с нами. Пока она рассказывала историю любви графини Воронцовой и Ростопчина, а благодарные слушатели внимали ей, раскрыв рты, я смог прийти в себя и привести в порядок свои хаотично разбежавшиеся мысли.

Директор знала свое дело, и ее действительно можно было заслушаться. Историю Ростопчина и Воронцовой она рассказывала вкусно. «Вкусно» – это Светланино словечко, и речь тут вовсе, разумеется, не о еде. Взрослые мужики, чиновники, многих съевшие и многих затоптавшие, многое повидавшие в своей жизни, умеющие быть грубыми с вверенным их заботам народом и ласковыми с богом данным им начальством, прошедшие и Крым, и Рим, и много что еще, – они как зачарованные слушали больше похожую на легенду историю, в которой, может быть, и правды не было почти нисколько, потому что поди знай, как оно там было двести лет назад на самом деле. Но и я уже вместе с ними слышал вдруг заполнившие казенный кабинет звуки: здесь шелестели шелка, звенел призывающий слугу колокольчик и шуршало по бумаге гусиное перо, выводя слова любви, предназначенные той единственной, которая одна только и была любви достойна.

Я даже заслушался, честное слово. Умела женщина рассказывать. Вкусно получалось.

– М-да, были времена, – протянул подполковник, когда повествование завершилось, и мне показалось даже, что он сильно жалеет о том, что он – офицер милиции, а не жандармский офицер или полицмейстер в губернском городе, к примеру.

– Читаешь в книжках про прежнюю жизнь, – сказал Петр Семенович. – Или кино какое смотришь историческое. И кажется, что там все придумано от начала до конца. Все эти красивости, балы, гусары и дуэли. А оказывается, что все такое было.

И в нем тоже угадалась грусть. Был бы он дворянином. Молодым, статным, красивым. Сводил бы барышень с ума на балах. Пил на брудершафт с заезжими гусарами. Кутил и бражничал бы, а не занимался, как сейчас, вопросами ввода в строй новой городской бани и ремонта оборудования котельной в преддверии предстоящей холодной зимы.

– Хотя и сейчас кто хочет – тот живет, – признал он, поразмыслив. – Тот же Ростопчин… Этот, нынешний.

Я навострил уши.

– Тоже куролесит, я думаю, – продолжил Петр Семенович. – Видный парень. Красавец. По первому взгляду – как мушкетер. Да еще и при деньгах, что немаловажно.

– Баб, наверное, штабелями укладывает, – завистливо предположил до сих пор молчавший чиновник.

Потом посмотрел на директора музея и покраснел. И женщина тоже смутилась.

Секретарша Танечка напоила нас всех чаем. На этом посиделки можно было заканчивать. Петр Семенович провожал нас до выхода из приемной.

– Вы обращайтесь, – предлагал он нам с Ильей. – Чем смогу, помогу.

Мы благодарили его и обещали заезжать. Расставались друзьями.

Уже внизу, у машины, прощаясь с милицейским подполковником, я через него передал привет моему знакомому оперативнику, вихрастому Мише. Подполковник кивнул в ответ с неуверенной улыбкой. Я сел в машину. Посмотрел на Демина. И Демин тоже, как и я, дозревал, я это видел. Я все-таки дозрел первым. Толкнул дверь, вывалился из машины и сказал уже готовому уехать подполковнику:

– Вас что-то удивило? Миша! Старший лейтенант! Такой крепыш вихрастый! Одевается в легкую куртку из плащевки!

– У нас таких нет, – сказал мой собеседник и, как мне показалось, даже сконфузился оттого, что так мне ответил.

– Ну как же! – произнес я убежденно. – Он же ваш! Он с вашими подчиненными совсем недавно задерживал некоего Жоржа, а у того в машине оказался ствол!

Я едва ему не подмигнул, чтобы дать понять, что я в курсе всех секретов проводимой операции. Что я свой и что мне можно доверять.

– А Жоржа вы отпустили под подписку о невыезде!

– Это вы о чем? – спросил подполковник растерянно.

И только тут я понял, что он не притворяется, и никакого оперативника по имени Михаил он знать не знает.

* * *

Какое-то время мы с Деминым ехали молча, пытаясь осмыслить происшедшее. Более-менее цельная картина в одно мгновение рассыпалась на куски и превратилась в хаос, и было непонятно, как ее заново собрать. И так одно к другому я пытался приладить и этак – не получалось ничего.