Книга Невидимки - Стеф Пенни

— Мистер Вуд наш единственный клиент.

Он кивает и, сцепив пальцы, упирается локтями в колени. Руки его с широкими бледными локтями выглядят необычайно чистыми и розовыми, как будто он только что пять минут их намывал.

— Я задаю этот вопрос потому, что, как вам наверняка известно, Роза рано и неудачно вышла замуж, хотя этот брак был таковым только в глазах цыганского сообщества, но не в глазах церкви.

Впервые за все время я внутренне подбираюсь. Судя по всему, он на удивление хорошо осведомлен о ее жизни — то есть на удивление хорошо, если не предположить, что…

— Она пожелала навсегда оставить этот эпизод своей жизни в прошлом. Некоторые вещи так болезненны, что нельзя вынуждать человека переживать их повторно.

— Все, что я уполномочен сделать, — говорю я, чувствуя, как меня охватывает ощущение такой беспечности, как будто бы я не имею ко всему этому никакого отношения, — это передать контакты мистера Вуда… заинтересованному лицу. Никто не обязан ни с кем встречаться и даже ни с кем говорить, если этот человек не захочет.

Я не могу заставить себя произнеси «ей» или «она». Потому что как такое возможно?

— Такое впечатление, что вы неплохо знаете Розу, — вступает Хен.

— О да, — улыбается Питер.

В голосе Хена слышатся нетерпеливые нотки, хотя различаю их я один, потому что хорошо его знаю.

— Значит, вам известно, где она сейчас?

— Минуточку.

Вместо того чтобы ответить, он поднимается, подходит к двери в придел и исчезает за ней.

Я переглядываюсь с Хеном:

— Что за игру он ведет?

Тот пожимает плечами — мол, погоди.

Проходит минута, за ней другая. Мы сидим в молчании, тишину нарушает лишь шум проезжающих мимо машин. Холод здесь и впрямь собачий; мне вспоминаются наши нечастые походы в церковь, когда я был ребенком. Тогда в церкви тоже было холодно. Темно, холодно, да еще и стулья убийственно неудобные. Ничего удивительного, что ряды паствы неуклонно редеют.

Судя по часам, проходит уже пять минут. Дверь вновь открывается, и возвращается Питер. С ним какая-то женщина. Он ведет ее под руку с серьезным и заботливым выражением на лице, как будто она фарфоровая. Глаза у нее опущены. Ну да, думаю я, она действительно слегка смахивает на Розу, в этом ему не откажешь.

— Познакомьтесь, джентльмены, это моя жена, Рена Харт, но в прошлой жизни она была Розой Вуд.

Женщина молчаливо стоит перед нами, глядя куда-то в пространство перед собой. Мы с Хеном так же молчаливо таращимся на нее. У нее пепельные волосы с высветленными прядями, зачесанные назад и залитые лаком так, что образуют вокруг головы ореол; голубые тени на веках и подходящая по тону к лаку на ногтях розовая помада. Одета она в длинную мешковатую юбку с пиджаком и блузкой с высоким воротничком, который завязывается под горлом бантом, в стиле принцессы Дианы. Костюм кажется не по размеру большим, юбка доходит ей едва ли не до лодыжек. Но, несмотря на благопристойно высокий воротник, я кое-что вижу отчетливо: багровое винное пятно на шее, которое больше всего походит на чью-то темную руку, тянущуюся к ее горлу.

— Рена Харт? — переспрашиваю я, потому что ничего лучшего придумать мне не удается.

Она смотрит на мужа, как будто тот знает ответы на все вопросы. Пастор держит ее руку в своих.

— Когда мы поженились, Рена решила, что хочет окончательно порвать с прошлым, поэтому взяла имя Рена — это означает «возрождение», а на иврите еще и «радость». Вступая в лоно нашей церкви, мы принимаем крещение и во вполне реальном смысле возрождаемся в Господнем свете, так что оно показалось нам самым что ни на есть подходящим.

Он улыбается жене и похлопывает ее безвольную руку. Я откашливаюсь и, пытаясь выдавить улыбку, неловко протягиваю для приветствия непослушную руку. Неловкость тянется, пока Питер Харт не выпускает ладонь своей спутницы. Женщина торопливо пожимает мою руку, избегая смотреть мне в глаза.

— Очень рад с вами познакомиться, миссис Харт. Меня зовут Рэй Лавелл, а это мой партнер, Генри Прайс.

Теперь мы все четверо стоим. Возникает пауза. Похоже, садиться никто не хочет.

— Должен признаться, я бы вас не узнал… Вы не возражаете?.. Я привез фотографии.

Я вытаскиваю снимки Розы в возрасте шестнадцати и восемнадцати лет. Второй особенно берет за душу: девушка в свадебном платье смотрит с фотографии умоляющим взглядом, словно взывает о спасении. Однако сравнивая эти снимки с женщиной, которая стоит перед нами, сложно не признать, что это пусть и сильно изменившаяся, но все же та самая девушка, которая некогда была Розой Вуд, а затем, совсем непродолжительное время, Розой Янко.

— Ну, кое-что меня все-таки выдает? — Ее пальцы скользят по темному пятну на шее. — Раньше я его полностью закрывала… пока Питер не убедил меня не делать этого.

Она розовеет и косится на мужа; выражение его лица, по-видимому, действует на нее ободряюще. В ее речи проскальзывает легкий валлийский акцент, и манера говорить у нее тоже слегка отрывистая, как у преподобного Харта.

— Это… поразительно. Ваш отец был уверен… в общем, он боялся, что вас нет в живых.

Она вскидывает подбородок; массивная нижняя челюсть лишь усиливает впечатление упрямства.

— Ха! Ну а я жива и здорова. Что-то за все эти годы никто не пытался меня разыскать. Где он был, когда мне была нужна помощь?

— Вы просили его о помощи?

Но она ничего не отвечает.

— Я был бы рад сообщить ему, что у вас, по всей очевидности, все благополучно.

Она снова косится на мужа, и тот еле заметно кивает.

— Ладно. Хорошо.

— Вы не против, если он свяжется с вами?

И опять она смотрит на мужа.

— Я хотела бы подумать.

— Да-да, конечно. Я могу оставить вам его координаты. И ваша сестра, Кицци, она переживала, что потеряла связь с вами. И Маргарет тоже.

Роза — хотя, наверное, теперь нужно говорить «Рена» — пожимает плечами. Уголок ее губ дергается.

— И ваш сын… хотя я понимаю, что прошло столько времени… Ему сейчас шесть.

Температура в церкви внезапно изменяется. Из холодной становится прямо-таки ледяной. Пастор и Роза как по команде во все глаза вытаращиваются на меня и хором восклицают:

— Думаю, вы ошибаетесь.

— Кто-кто?

Я в замешательстве отвечаю:

— Ваш сын. Ваш с Иво. Кристо.

Роза и ее муж переглядываются. В его взгляде сомнение. Она качает головой, пренебрежительно улыбаясь:

— Я понятия не имею, о чем вы. У меня нет никакого сына. И вообще никаких детей. Я не могу их иметь.

Я вспоминаю слова Иво о том, что она была подавлена, пребывала во власти странных иллюзий, не хотела признавать очевидного. Наверное, он был прав. Но она не производит впечатления человека, находящегося во власти иллюзий. Она просто рассержена.