Книга Последнее лето - Елена Арсеньева

Он кивнул дежурному и повернулся к человеку в невзрачном пальто.

– Ну, дорогой вы мой господин Охтин, – сказал суважением, – правы оказались вы, а я их наглости недооценил. Быстропроверка пришла. Очень быстро! Значит, и впрямь следили за ней. Ну, надодумать, теперь они запрыгают… кто бы они ни были. Отправьте человека наТихоновскую, пусть около палаты, где девочка находиться будет, пост поставят.Переодеть в халат под видом санитара, чтобы все чин чинарем. Никого к ней непускать, никаких родственников и знакомых. Мол, таково предписание врача.Тяжелое нервное потрясение. Или, может, другой какой диагноз, пострашней,придумают. Пускай барышня лежит, в себя приходит. Все, что могла, она ужесказала, бедняжка. А теперь давай-ка, Охтин, поезжай в жандармское, пустьподнимут все, что есть у них по господину Грачевскому. Если нет ничего –срочный запрос в Москву, в Петербург. Да, кстати… Вам обоим, господа Охтин иНачалов, – благодарность и премиальные. Верно служите Отечеству, спасибо!А теперь – работаем, господа.

* * *

«До суда… до суда еще есть время…» – отчетливо разнесся подсводами камеры голос Смольникова.

О господи! Уж которую ночь все одно и то же!

Шулягин нервно дернулся, собираясь по привычке перевернутьсяна другой бок. Да так и замер.

Петька Ремиз, сосед по нарам, прошлой ночью пообещал, чтоесли Шулягин снова не будет ему давать спать, он его придушит. Во сне придушит!И поклялся в этом.

– Так тебя ж в убийстве обвинят! – пролепеталШулягин, с ужасом глядя на Петьку.

– А тебе не все ли равно будет, по какой статье я вкаторгу пойду? – хмыкнул Петька и повторил: – Вот только разбуди меня – икрай тебе подойдет!

«Может, спит?» – дрожа, подумал Шулягин.

Напрасна надежда… Ремиз пошевелился.

Шулягин перестал дышать.

Ремиз сел.

«Господи, прими мою душу многогрешную! Оборони, Господи!Защити, помилуй!»

– Слышь, Шулягин… – шепнул Петька. – Тыспишь?

Шулягин вывел носом хриплую руладу. О да, он спит, спит, онникогда не спал так крепко, как сейчас, это, конечно, менее крепко, чем могильныйсон, а все же добудиться его невозможно, немыслимо…

– Да ладно, ври больше, не спишь ты, знаю! –Петька чувствительно ткнул соседа в бок. – Будет тебе притворяться, отворизенки-то. Поговорить надо!

Шулягин вмиг перестал храпеть и открыл глаза:

– О чем? О чем поговорить?

– О деле!

– О каком?

– Да вот… – Петька Ремиз помолчал. – Скажи,ты как думаешь: легавым верить можно?

– Кому? – вытаращил глаза Шулягин.

– Да псам этим цепным, которые нас охраняют!

– А зачем тебе им верить?

– Зачем-зачем… Нужно! – уклончиво проворчалРемиз. – Так как – можно верить или нет?

Шулягин призадумался.

Можно ли верить начальнику сыскного отдела его благородиюгосподину Смольникову? Можно ли верить его клятвенному обещанию выпустить наволю «фабриканта»-фальшивомонетчика Шулягина, если он возьмет да и сообщитподлинное имя циркового артиста Поля Морта, успев это сделать до суда?

Ему и самому знать охота, можно верить или нет, а тут ещеРемиз донимает.

– Не знаю, – наконец вздохнул Шулягин. –Верить небось нельзя. Или нет, можно. Смотря кому!

– Смотря кому… – повторил Петька. – Большомуначальнику – его благородию господину Смольникову! Под его началом все сыскариходят. Слышал про такого?

Что-то словно кольнуло Шулягина – противненько так! –при упоминании о Смольникове. Зачем это Петьке знать, можно ему верить или нет?А что, если… Что, если он каким-то образом сделался сведом об условии, котороевыставил Смольников Шулягину, и теперь хочет выведать, решился Шулягинссучиться и настучать полицейским на Морта или намерен молчать, как кремень? Неможет быть! Смольников не выдал бы Шулягина!

– Слышал про него, говорю? – не отставал Петька.

– Как не слышать! – огрызнулся Шулягин. –Крестный это мой. Я через него сюда определился.

– Небось все мы сюда через него определились, –хмыкнул Петька. – А мне он знаешь что предложил? До суда еще выйти отсюда.И вот я думаю: верить или нет, выпустит он меня – или надсмеялся?

Снова кольнуло Шулягина в сердце! Спросил сокамерника:

– А почему он тебя должен выпустить?

– Не должен, а выпустит! – хвастливо бросилПетька.

– Это за какие такие заслуги? – прищурилсяШулягин, силясь разглядеть самодовольное Петькино лицо. – Просто так,знаешь, никто ничего не делает. Или ты мимоходом скурвился тут и на своихстучишь?

– Да ты что, спятил? – вызверился Петька. –Ни слова, ни полслова! Смольникову от меня про другое узнать нужно. Про убийцу,а я же с убийцами не вожусь.

Петька помолчал, и по молчанию этому, по ерзанию его нанарах Шулягин почувствовал, что Петька уже на последнем издыхании – до того емухочется тайну разговора со Смольниковым открыть. Теперь главное – не спугнутьего… посидеть немножко, подождать, Петька и разговорится.

Так оно и вышло – угадал Шулягин!

– Вызывает меня, значит, его благородие и говорит: «Ты жешулер, Петька, и всю свою шулерскую братию должен знать». – «Что ж, –отвечаю я, – может, кого и знаю. А вам зачем, ваше благородие?» –«Затем, – говорит Смольников, – что могу я тебя на волю выпустить ещедо суда, если ты мне скажешь, кто из вас есть такой Бориска, который мечет изрукава ножи, словно циркач, и называет их козырными тузами. А еще, –говорит, – надобно мне знать, не ведаешь ли ты, где живет в Энске бывшийцирковой артист Поль Морт, потому что есть у меня подозрение, что именно оннаучил того Бориску ножами швыряться. И коли Бориску ты не знаешь, то я хотьчерез Морта на него выйду!» И повторил, что отпустит меня…

Первые минуты Шулягин не мог дышать от возмущения – стольсильно на него подействовало коварство Смольникова. Нет, ну как же так? Ведьего благородие ему, именно ему обещал свободу, именно от него ожидал нужныхсведений! Что ж он теперь к Петьке перекинулся? Коварный, коварный человек…Нет, нельзя, никому в этой жизни нельзя верить!