Книга Умирая за идеи. Об опасной жизни философов - Костика Брадатан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
172
Исследователь творчества Бергмана Питер Коуи комментирует сцену следующим образом: «Появляется смерть. Внезапно. Без звука. Чудесным образом. В этот самый миг Бергман заставляет умолкнуть все звуки, даже плеск воды. Это один из самых драматических „выходов“ во всей картине. У другого режиссера данная ситуация выглядела бы нелепой, но в „Седьмой печати“ никто из зрителей не позволяет себе смеха» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. New York: Charles Scribner’s Sons, 1982. Р. 142).
173
Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 76.
174
«Блок и Джонс оба солдаты; отсюда уместность игры в шахматы и их присутствие в эмблеме рыцаря. Шахматы — это игра (и способ мышления) противников, и, если противник сильнее, его стратегия заключается в том, чтобы держаться на расстоянии до тех пор, пока он не будет уверен, что можно ударить. Также поступает и рыцарь с жизнью» (Kalin J. The Films of Ingmar Bergman. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. Р. 66).
175
Bergman I., Ruuth M., Allen W. Images: My Life in Film / Trans. by M. Ruuth. New York: Arcade Publishing, 1990. P. 236.
176
Коуи замечает, что Альбертус Пиктор «был лучшим шведским средневековым церковным художником. В его фресках и в работах других анонимных художников тема смерти занимает ведущее место» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. Р. 137). — Прим. автора.
177
Пьеса, которая появилась раньше фильма и на основе которой затем он был снят, написана самим режиссером и называется «Роспись по дереву».
178
Питер Коуи написал следующее о диалоге Блока со смертью: «Диалог между смертью и рыцарем представляет собой словесный аналог их борьбы на шахматной доске. Каждое замечание стремится обойти и перехитрить предыдущее» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. Р. 149).
179
Бергман говорил: «„Седьмая печать“ пронеслась по миру, как лесной пожар. Я получал отклики от людей, которые чувствовали, что фильм затронул их собственные внутренние сомнения и мучительные переживания» (Bergman I., Ruuth M., Allen W. Images: My Life in Film. Р. 242).
180
Bergman I., Björkman S., Manns T., Sima J., Austin P. B. Bergman on Bergman. Interviews with Ingmar Bergman. New York: Simon and Schuster, 1970. Р. 177.
181
«Концепция образа смерти у Бергмана интригует. Он наделяет ее сардоническим взглядом интеллектуала, который одновременно боится и лишен эмоций. Смерть незаметно появляется в кадре то с одной, то с другой стороны, всегда неожиданно» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. Р. 151).
182
Как сказал один из исследователей творчества Бергмана, Блок «наделен качествами аскета. Его мучает вопрос не об искусстве или любви, а о природе самой веры» (Macnab G. Ingmar Bergman. The Life and Films of the Last Great European Director. London: I. B. Tauris, 2009. Р. 97).
183
В достаточно глубокой книге Франка Гадо о Бергмане (The Passion of Ingmar Bergman) автор говорит следующее о Блоке: «Возможно вдохновленный „Фаустом“ (постановка 1958 года „Ur-Faust“ в Мальме обречена на сравнение с „Седьмой печатью“), он представляет стремление рыцаря обрести знание любой ценой как ключевой элемент. А чтобы подчеркнуть интеллектуализм рыцаря, Бергман, заимствуя образ из „Дон Кихота“, представляет оруженосца приземленным сластолюбцем» (Gado F. The Passion of Ingmar Bergman. Durham, NC: Duke University Press, 1986. Р. 198). Макнаб составляет целый список работ, повлиявших на фильм: «Влияние, о котором Бергман упоминает в интервью и своих книгах, включает в себя широкий спектр: от сценической кантаты Карла Орфа „Кармина Бурана“ до произведений Пикассо и Дюрера. Историки отмечают параллели с „Днем гнева“ Карла Дрейера, „Суровым испытанием“ Артура Миллера, пьесами Стриндберга и даже с некоторыми ранними пьесами и фильмами самого Бергмана» (Macnab G. Ingmar Bergman. The Life and Films of the Last Great European Director. Р. 99).
184
Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 76.
185
Ibid. Р. 77.
186
Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. P. 76.
187
Таково, например, прочтение данной сцены Питером Коуи: «Смерть отвлекается, а Юф и Миа убегают. Смерть говорит Блоку, что следующим ходом ему будет поставлен мат. Но Блоку все равно. Он выполнил свое задание» (Cowie P. Ingmar Bergman. A Critical Biography. P. 150).
188
Такого же рода эффект съемки фильма «Седьмая печать» произвели на Бергмана. Он пишет, что фильм «о страхе смерти. И он избавил меня от моей собственной боязни умереть» (Bergman I., Björkman S., Manns T., Sima J., Austin P. B. Bergman on Bergman. Interviews with Ingmar Bergman. P. 117).
189
Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 80.
190
В какой-то момент Фрэнк Гадо подспудно предлагает похожую интерпретацию: «Благодаря его просьбе „оставаться в живых до тех пор, пока я играю против тебя“ партия превращается в метафору самой жизни: хотя Блок знает, что в конце концов он должен проиграть, он надеется, что оспаривание собственной участи может раскрыть что-то, что оправдает его усилия» (Gado F. The Passion of Ingmar Bergman. Р. 201). Однако в конце концов он, кажется, возвращается к общепринятой интерпретации: «Смысл его значимого поступка в том, что кроме „пустоты под солнцем“ есть еще нечто, лежащее за пределами его смерти как личности. Микаэль, символ будущего человеческого сообщества, будет его наследником, в некотором смысле, его „реинкарнацией“» (Ibid. Р. 209).
191
Landsberg P. L. Essai sur l’expérience de la mort. Р. 80.
192
Комментаторы считают, что Бергман со временем стал атеистом в самом прямом смысле этого слова, но его отношения с религией всегда оставались непростыми. Она его вдохновляла, отталкивала и всегда интересовала. Питер Коуи даже говорит о своеобразном принятии религии Бергманом: «В крови Бергмана течет ортодоксальная религия. Он часто подписывает свои сценарии инициалами S. D. G. („Soli Deo Gloria“ — „Слава одному только Богу“), как это делал Иоганн Себастьян Бах в конце каждого своего