Книга Брачное ложе - Клаудиа Дэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я часто задавалась этим вопросом, – сказала она.
– Неудивительно. Говорю тебе, хотя мне и стыдно в этом признаваться. Сегодня для меня день откровения и раскаяния, так что тебе придется выслушать то, что я скрывал от тебя все эти годы.
Она ждала. Его признание будет ужасным: она отчетливо слышала нотки ужаса в его голосе. Сегодня день откровений, и она должна выслушать его. Изабель вся съежилась, ожидая, что тяжесть его признания вот-вот рухнет ей на плечи.
– Тот день в конюшне, – начал он напряженным голосом. – Ты помнишь его?
Помнит его? Да она жила им все это время! Он хочет признаться, что тот поцелуй был ложью?
– Помнишь?! – рявкнул он.
– Да, помню, – ответила она.
Он сильно прижимался к ее спине, крепко обхватив рукой за талию. Она почти чувствовала, как кровь у него в жилах пульсирует, сотрясая все его тело, горячее от напряжения.
– Тот день, тот момент, – хрипло сказал он, – символизировал мое поражение.
Она тяжело облокотилась на него, повесив голову. Ее опасения оправдались. Он не хотел ее. Его поцелуй был всего лишь…
– Не надо искать в моих словах то, чего там нет, и домысливать бог знает что, Изабель, – возмутился он. – Слушай, что я говорю, и постарайся понять истинный смысл сказанного мной. Я открываюсь тебе, доверяя все свои тайны, хоть это и унижает меня.
– Я очень хорошо слышала твои слова, – сухо отозвалась она. – Целуя меня, ты потерпел поражение.
– Да, это так, – согласился он. – Как можно считать себя человеком чести, когда так страстно желаешь суженную своего брата? Все время, когда я не был занят тренировками, мои глаза были устремлены к тебе. Я рассматривал твое лицо, наслаждался видом твоих прекрасных черных волос. И я знал, что ты тоже не безразлична ко мне. Ты даже не можешь себе представить, что значит для мужчины осознание того, что он нравится именно той, кого желает всем своим сердцем! Я ловил каждое твое слово, ревновал к каждому, кому ты дарила свой смех. Я горел изнутри, сжигаемый страстью, которая мучила меня денно и нощно. Я горел, Изабель, и поэтому бежал, чтобы не позволить пламени своего желания, которому не должно было быть места, сжечь и тебя.
Он горел из-за нее. Это невозможно, немыслимо. Но если он мечтал об Изабель, как сумела Бертрада вписаться в его фантазии?
– А как же Бертрада? Этот вопрос мучает тебя? – сказал он, словно прочитав ее мысли. Связь с ней не была более приемлемой, чем связь с тобой, но все же она не была девственницей и не должна была стать моей сестрой. Бертрада… так жаждала… и была так же одинока в своих желаниях, как и я.
– Одинока? А как же Хенли?
– Хенли? – Он улыбнулся. – Хенли не выполнял свой супружеский долг, как это следует делать мужчине. Его вкусы… немного другого рода.
– О! – Глаза Изабель расширились от удивления. – Бедная Бертрада!
– Да, бедная Бертрада, – эхом повторил он. – Она достойна жалости, и именно это толкнуло меня в ее постель, даже в большей степени, чем само желание.
– Но желание все-таки было, – сказала она.
Ричард невесело рассмеялся и поднял лицо к темнеющему сумеречному небу.
– Изабель, ты можешь довести до изнеможения кого угодно. Да, желание было. Но желал я тебя.
– Я не понимаю, как такое может быть.
– Значит, ты не осознаешь собственной привлекательности. Когда я поцеловал тебя, невинную, неопытную девушку, с такой страстью… этот поцелуй не был запланированным.
– Да потому, что это я поцеловала тебя, это я всюду ходила за тобой, это я первой дотронулась до тебя, – сказала она. – А ты положил всему конец.
Она преследовала его, а он ни разу не проявил признаков симпатии к ней и тем более желания. Ни разу.
– Если бы я не положил тогда конец нашему поцелую, ты лежала бы на полу конюшни в разорванном блио.
Жестокость его слов потрясла Изабель. Она не сомневалась, что он говорит чистую правду, потому что сам верит в это. Но он ошибается. Ричард никогда не…
– Не сомневайся в моих словах, Изабель. – Его рука скользнула вверх по стройной талии, и теплая ладонь легла ей на грудь. От его обнаженной груди исходил жар, несмотря на то что вечерний воздух был довольно прохладным. Ну где же Эдмунд с его одеждой? И где все остальные? Уильям с Роландом были далеко впереди, Элзбет с опущенным на лицо капюшоном ехала неподалеку, секретничая с Ульриком. Ричард с силой прижал Изабель к себе, и она почувствовала его возбужденную плоть.
– Не сомневайся в силе моего желания, Изабель. И в том, что я борюсь с ним. Я пытаюсь обуздать его каждую минуту, почти постоянно. Я говорил тебе, что борюсь со своей похотью. Я солгал. Я борюсь с тобой.
О, как хотела она верить его сладким речам после стольких лет, когда он неизменно отвергал ее. Но его слова не изменят ее мнение, ведь между ними все еще стоит Бертрада. Он спал именно с ней, а не с Изабель. И к тому же еще остается его нежелание жениться на ней. Как же он хотел ее – если вообще хотел, – если не желал, чтобы она стала его женой?
– Я боролся с тобой и проиграл, – продолжил он. – Я терпел поражение снова и снова. И поэтому получилось так, что я пришел к Бертраде, хотя меня осаждал твой образ, манящий и дразнящий. Бертрада была очень одинока – молодая женщина, страдающая без мужского внимания, – и мы быстро нашли общий язык. Я знал, что поступаю неправильно, и не искал себе оправдания, но в то время я многое видел в неправильном свете. Одно накладывалось на другое… Разве хотеть жену своего лорда – больший грех, чем желать невесту своего брата?
– Но ты не хотел жениться на мне, – не сдавалась она, стараясь не обращать внимания на боль в его голосе.
– Я не хотел покидать обитель мужчин, – продолжал он. – Как мог я держать себя в руках, когда ты была совсем рядом? Ты была со мной в монастыре, Изабель. Каждую минуту, в каждой келье, в каждой молитве. Я горел изнутри, и не праведным огнем, а тобой. Только тобой.
Она закрыла руками лицо и тихонько заплакала.
Это объясняло все. Ложь Хенли, нужды Бертрады, желания Ричарда, ее собственное стремление к человеку, которого она хотела, – все это сплелось воедино, заставив мужчину искать искупления, а женщину стремиться к монаху.
– Ты вернешься туда? – мягко спросила она, прижимаясь к его руке. Она ощущала мягкость его волос и твердость напряженных мускулов. – Когда я забеременею, ты вернешься назад в монастырь?
Это был последний ее вопрос, последнее опасение. Он выбрал жизнь среди бенедиктинцев, и, хотя причины, по которым он сделал это, остались в прошлом, ему понравилась такая жизнь, он нашел в ней свое призвание. Он выполнил свой долг, породнив их семьи, исполнилась его давняя, если верить его словам, мечта обладать ею. Вернется ли он к той жизни, которая так понравилась ему?