Книга История Византийских императоров. От Исаака I Комнина до Алексея V Дуки Марцуфла - Алексей Михайлович Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имелось и второе обстоятельство, которое не мог не учитывать император Мануил I Комнин. Желая обезопасить себя со стороны моря, Рожер I Сицилийский заключил союз с Египетским султаном аль Хафизом (1130–1149) (!). С учетом того, что формально Рожер I Сицилийский также считался крестоносцем — по крайней мере как союзник, обещавший снабжать пилигримов во время похода, — его союз с мусульманами выглядел подлинной фантасмагорией. Тем более что крестоносцы Иерусалима продолжали оставаться в состоянии непрекращающейся войны с Фатимидами.
Поскольку буквально через несколько недель должны были подойти французы — те вообще являлись официальными союзниками норманнов, — положение Византии становилось очень тяжелым. В таких условиях открыто демонстрировать поддержку 2-му Крестовому походу перед мусульманами означало полностью окружить себя врагами. В самой страшной редакции перспективы рисовались следующим образом: сицилийцы блокируют Империю с моря, германцы и французы осадят Константинополь с запада, а турки начнут наступление с востока. Поэтому Византийский император заключил соглашение с Иконийским султаном, чтобы наглядно показать свое полное неучастие в Крестовом походе и проложить политическую прокладку между собой и Нур ад-Дином. Этот тайный договор нисколько не осложнял задач пилигримов, поскольку Мануил верно учел, что Масуд I по-прежнему тяготится зависимостью от своего могущественного зятя, которому, собственно говоря, и принадлежала на ту минуту Эдесса. Таким образом, сложились несколько групп союзов, каждый из которых вступал в противоречие с другим[481].
Василевс предпринял и другие меры предосторожности против германских крестоносцев: он вывел византийские войска из столицы, перегородив ими дорогу, а неподалеку в засаде расположил сильный отряд под командованием Василия Чикандила. Рядом располагался другой отряд под начальством Просуха. Мануил I приказал атаковать германцев при первой же попытке с их стороны начать грабеж. В этот момент произошло трагичное событие, серьезно сказавшееся на численности немецкого войска и его моральном духе. Когда они вошли в долину, окаймляемую реками Меласс и Афирас, внезапно пошел сильнейший дождь, покрывший землю мощнейшим грязевым потоком. Как говорят, в течение короткого времени погибло много воинов и лошадей. Проявляя сострадание и сочувствие, император направил к Конраду III послов, но тот потребовал, чтобы Мануил I лично вышел встречать его на подходе к Константинополю — невероятная дерзость.
Как ни в чем не бывало, как будто германские пилигримы шли не по христианской земле, Конрад III подошел к предместьям византийской столицы и начал изучать стены Константинополя, думая о том, как лучше овладеть городом (!)[482]. На всякий случай германец отправил царю послание, в котором притворно сожалел о недоразумениях, свершившихся ранее и сетовал на разнузданность толп простолюдинов, своевольных и диких. Ответ Мануила I был остроумен: он посочувствовал королю, не способному остановить толпу, и заметил, что и ему не всегда по силам справиться с аналогичной задачей. Поэтому, заключал он, «мы вперед не будем уже стараться сдержать народного гнева и свалим все на безумие толпы, чему вы научили нас добрым примером».
Его ответ пришелся, что называется, кстати — увидев выстроенные перед стенами Константинополя византийские войска, передовые части германцев с ходу атаковали их, но понесли жестокий урон. После этого Конраду III пришло новое «извинительное» послание от василевса, в котором тот сочувствовал «брату» по поводу больших потерь и замечал, что, увы, не может наказать своих «непокорных» подданных: «Как это можно, когда мы однажды уже позволили им следовать собственной воле? Надобно нам обоим крепко держать бразды власти и обуздывать порывы своих войск, а неугодно — пусть все остается в нынешнем положении»[483].
Однако на этом переписка еще не закончилась. В очередном послании Конрад III потребовал от императора прислать ему царский корабль и суда для перевозки германской армии, а в случае отказа угрожал осадить Константинополь своими многочисленными отрядами. Безапелляционность тона короля наткнулась на жесткий ответ Мануила I. Царь писал: «Стадо овец считай хоть целыми мириадами — едва ли оно устоит при нападении льва. Разве не знаешь, что ты был уже в наших руках, как птичка, и если бы мы захотели, твоя погибель не замедлила бы свершиться». Попутно император направил своих агентов в германские отряды, перекупая клятвы немцев, чем внесли разлад и смятение в их ряды. Поняв, что его угрозы иллюзорны, Конрад III умерил амбиции.
В конце концов на каком-то корабле король переплыл через Дамалеев пролив на другой берег и попросил василевса дать ему проводником кого-нибудь из греков, хорошо знающих местность. Но — важный момент — наотрез отказался заключать союз с Византией против турок (!). Стоит ли удивляться, что царь только похвалил себя за предусмотрительность и нашел способ втайне напомнить Масуду I, что не он воюет с ним, а германцы. Но и с Конрадом III ссориться не хотелось — царь дал ему проводником акалуфа (главного начальника дворцовой стражи) Стефана, чьими услугами, однако, германцы пользовались с большой осторожностью и недоверием.
Возле Никеи их ждало первое разочарование — вырвавшийся впереди основного германского войска 15-тысячный авангард был уничтожен сельджуками. Если немцы и сделали выводы из этой трагедии, то очень незначительные. А потому в битве у Дорилеи 26 октября 1147 г. неорганизованные отряды германцев столкнулись с сельджуками, без особого труда заманившими их в ловушку притворным отступлением и разгромившими[484]. Наверное, германским крестоносцам было особенно обидно оттого, что именно здесь в далеком 1097 г. рыцари 1-го Крестового похода нанесли туркам первое поражение. Теперь же мусульмане взяли своего рода реванш. А сам король Конрад III, попытавшийся возглавить атаку крестоносного воинства, едва не попал в плен, будучи дважды ранен стрелами турок[485]. После этого германцы благоразумно вернулись к Никее и решили дождаться французов, второй волной уже подходивших к византийской столице. В скором времени большая часть пилигримов заявила о своем желании вернуться на родину, в Германию. И лишь незначительная часть осталась со своим королем.
Надо сказать, поход французов разительно отличался от предприятия германцев. Помимо той особой пышности и аристократизма, которыми французы умеют обставлять особо важные дела, многих поразило то обстоятельство, что вместе с королем в Крестовый поход направилась его супруга королева Алиеонора (1124–1204). Разумеется, она была не одна из числа лиц женского пола: королеву сопровождала графиня Сибилла Фландрская, дочь покойного Иерусалимского короля Фулька, большое число