Книга Лирик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев

тут к черту здоровье и нервы?

- … Еще этот чертов эксперимент. От шестого [цеха] поди и ждать теперь нечего. Напридумывают, мать их дери, а тут страдай…

Взял кружку с уже давно остывшим чаем и заставил себя его выпить. Гадость, конечно, но что делать. Ведь, с утра во рту маковой росинки не было, хоть чаем желудок успокоить. С этой работой и никуда не годными нервами, скоро точно сляжешь ан больничную койку или сразу в домовину.

- Конец месяца… Черт, табели…, - с тяжелым вздохом Веретенников перевел взгляд на середину стола, где стопкой лежали табели с расчетами произведенной продукции по цехам, процентом брака, отходов, словом выработки.

Честно говоря, смотреть даже боялся. Наверняка, процент брака еще выше, чем в прошлом месяце, а выработка и того хуже. Словом, во всех смыслах валидольный месяц получился.

- Ну, с первым все понятно. План хорошо закрыли, даже чуть вперед вышли.

По первому табелю, пухлой серой книжке с витиеватой цифрой «один» на обложке, он лишь глазами мазнул. За них он и не переживал. Там самая опытная бригада работала: костяк еще довоенные, почти все разрядники, бригадир в своем деле собаку съел. Вот выработка почти, как в прошлом месяце оказалась.

- С этими тоже порядок.

Бюллетень второго и третьего цеха тоже был в порядке. Показатели выработки, брака практически "бились" с цифрами прошлого месяца.

Перелистнуть он бумаги и четвёртого с пятым. Цеха - середняки. Если с планом и не справляются, то на самую малость. А вот шестой цех был его давней головной болью, от которой впору было и в петлю лезть.

- Ну...

Отхлебнул прежде чаю и сразу же сморщился. Натуральные помои, которые не пить, а выплеснуть лучше.

- Это ещё что такое? - Веретенников с недоумением почесал подбородок. С цифрами по шестому цеху явно было что-то не то. - Я сослепу не то взял что ли...

Посмотрел на обложку, но понятнее не стало. На обложке, как и должно было, ясно читалась цифра "шесть". Значит, не ошибся, в его руках бюллетень шестого цеха.

- Они там совсем страх потеряли? Чего, мать их, пишут? Какие ещё шестьсот штук? Первый цех столько не выдал, а они пишут.

Директор ещё несколько минут внимательно всматривался в страничку бюллетеня, пытаясь хоть как-то объяснить "дикие" значения выработки шестого, вечно отстающего, цеха. Только бестолку. Смотри – не смотри, а все равно никаких ответов в голове не появляется. Никак не мог шестой тех столько продукции «на гора» выдать.

- Шкуру спущу.

Резко схватился за телефонную трубку.

- Кто это? Громче! Ничего не слышно! Витька, ты? Веретенников это. Бригадира ко мне, живо! Карпову, говорю, в мой кабинет! Бригадира, зови! Я ей, дуре, такое устрою! Глухой тетеря...

Не понятно, что бригадиру передали, но Карпова влетела в кабинет, как вихрь. Лицо алое, хоть спички поджигай. Глаза молнии метают.

- Я, дура? – возмущенно пискнула она, наседая на директора. Руки в бока воткнула, ножками топает. И такая волна несправедливой обиды перла из нее, что во всем кабинете жарко стало. – Да как у вас, товарищ Веретенников, язык только поворачивается такое говорить?! Я… Я… Я жаловаться на вас будут! Слышите?!

Но Веретенников тоже не пальцем деланный. Его «на арапа» не возьмешь. И он орать может.

- А ну молчать! Прекратить! – с такой злостью крикнул на нее, что она аж отпрянула назад. – Это что такое?! Что, я говорю?!

Директор со всего размаха жахнул по столу пачкой бюллетеней. Часть бумаг веером разлетелась по комнате, напоминая бумажный вихрь.

- Это же форменные приписки! Карпова, ты с ума сошла?! Не понимаешь, что за это будет в условиях военного времени? – Веретенников снова и снова тыкал в нее указательным пальцем. – Девочка, что же ты наделала?

Еще какое-то время они грозно хмурили брови друг на другу. Директор то и дело тряс пачкой бумаг, бригадир недоуменно фыркала. Но в конце концов все же разобрались.

- … Товарищ Веретенников, да вы что?! Как вы могли такое подумать?! Я же комсомолка! - с негодованием говорила девушка, тыча кулаком в грудь промасленной телогрейки. - Вот, смотрите!

Из-за пазухи она вытащила свою пачку листков и едва не кинула их на стол.

- Недельные наряды! Все закрыты! Видите? - тыкала она на подписи и печати приемщика и кладовщика. - Числа, даты, все на месте, в порядке!

Напялив на нос очки, директор молча взял наряды и начал их внимательно рассматривать. И по мере изучения бумаг, его лицо все больше и больше вытягивалось от удивления.

- Как же так? - пробормотал он, водя заскорузлым ногтем по строчкам, подчеркивая объемы выпущенной продукции и зафиксированного брака. К его удивлению, таких показателей шестой цех, вообще, никогда не выдавал за свою историю. Да, что там про шестой цех говорить, вообще никто такое не делал. - Подожди-ка, это все из-за этого эксперимента что ли?

Девушка кивнула, продолжая стоять с возмущенным лицом.

- Это же просто невероятно…

Он, конечно, видел, что в шестом цеху что-то происходило последние три недели - шум, гам, какая-то неразбериха, перестройка. Только на них уже давно махнул рукой, поэтому и не совал туда нос. Как говориться, пусть сами разбираются, а ему еще план выполнять. И тут случилось такое!

- Надо во всем разобраться, - пробормотал Веретенников, быстро выходя из кабинета. Про бригадиршу шестого цеха он и думать забыл. Ему срочно нужно было поговорить с тем, кто всю эту кашу и заварил. - Этот несносный мальчишка мне должен все объяснить.

Старинов, насколько знал директор, в последние дни безвылазно сидел в своем кабинете и что-то писал. Значит, скорее всего сейчас там он и находился. Но когда Веретенников открыл дверь, там никого не оказалось. Похоже вышел куда-то.

- А это что такое? - взгляд остановился на пухлой рукописной тетради, лежавшей на столе. Сам ее внушительный вид говорил, что это не просто писульки какие-то, а что-то очень и очень важное. - Научная организация… труда. Результаты комсомольского эксперимента по повышению производительности труда в условиях ограниченных материальных ресурсов… Так…

С задумчивым видом мужчина схватил тетрадь, перевернул первую страницу. Через мгновение перевернул еще одну, и еще одну. И все… выпал из реальности!

Зайди сейчас в кабинет кто-то посторонний, то сильно бы удивился увиденному. Директор, всегда серьезный,