Книга Пиво для Сталина. Очерки, беседы, размышления - Александр Григорьевич Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если позволите, несколько сугубо личных вопросов. Ваше отношение к традиционным семейным ценностям?
— Я не знаю, что вы называете «традиционными ценностями». Я люблю свою семью. Увы, мы живем в мире, где семья разваливается — причем это происходит во всех странах. Всюду изменилось отношение к семье. И я не знаю, хорошо это или плохо. Наш мир с этой точки зрения — уже не мир XVIII, XIX и даже XX века. Я не осуждаю других. Но я считаю: когда у вас большая семья — это большое счастье. У меня и дети, и внуки. И они знают историю нашей семьи и ею дорожат. И я уже что-то сделала здесь, на этой земле.
— Как вы предпочитаете отдыхать?
— Отдыхать? Я не знаю, что это такое. У меня есть домик на берегу океана, на очаровательном островке напротив города Ла-Рошель. В нем собирается вся моя семья. Мои дети и внуки считают, что я должна держать там гостиницу и для них, и для их друзей. Это очень симпатично. Но я возвращаюсь с отдыха обычно очень усталой. И потом, отдыхать — от чего? Я привыкла: с утра я знаю, что должна делать, работаю, и это для меня счастье, это — не поверите! — и есть мой отдых.
— Вы наверняка отличная хозяйка. Какое ваше самое любимое гастрономическое блюдо?
— Единственное что я люблю готовить по семейным рецептам, — это пасха. А так я обожаю французскую кухню, потому что она очень легкая.
— Откройте секрет: откуда у вас такое блестящее знание русского языка? Ведь вы родились в Париже и всю жизнь провели во Франции. А говорите без акцента и так быстро…
— Это очень мило с вашей стороны. Вы видите, что я иногда подыскиваю слова, потому что не имею возможности все время говорить по-русски. Иногда я ловлю себя на том, что делаю неверный акцент. Я вам расскажу анекдотический случай. В советское время, когда я ездила в командировку в СССР, люди, которые меня принимали в Академии наук или в других местах, говорили: «Это что за русский язык? Это эмигранты так говорят?» И я отвечала: «Извините, это язык приличного петербургского общества». И на этом все расспросы моментально прекращались: люди, как правило, были немножко испуганы. А теперь, когда я приезжаю в Россию, даже полицейский в аэропорту мне говорит: «Очень приятно слышать ваш русский язык». Русскому языку я научилась дома. Моя семья жила в Петербурге как все аристократическое русское общество. Я думаю по-русски, работаю на русском.
2016 г.
Под сетью и мечом
Двадцать лет назад, вечером 7 апреля 1994 года, в кабинете префекта полиции Филиппа Массони, занявшего эту должность около года назад, раздался звонок телефона межминистерской связи. Мишель Шарас, один из ближайших советников президента Франсуа Миттерана, взволнованно доложил: у него очень важное сообщение! Только что в своем кабинете Елисейского дворца совершил самоубийство Франсуа де Гроссувр… О том, кто такой Гроссувр, рассказывать Массони нужды не было. Личный друг президента на протяжении многих лет, отвечавший за вопросы внешней и внутренней безопасности Франции.
Информировав о случившемся министра внутренних дел, Массони направил на место происшествия комиссара квартала Мадлен, предупредил о трагедии судебные и административные власти. И разумеется, сразу вспомнил, что за год до этого, 1 мая 1993 года при странных обстоятельствах в парке госпиталя Валь-де-Грас на берегу канала из пистолета собственного охранника покончил жизнь самоубийством другой личный друг и ближайший сподвижник президента Миттерана премьер-министр Франции Пьер Береговуа, сын белого эмигранта Андриана Берегового, воевавшего в годы Первой мировой войны в российском экспедиционном корпусе.
Никакой предсмертной записки 161-й премьер-министр Франции не оставил. Пьер Береговуа хорошо помнил свои корни. И в последние годы жизни, как отмечали близкие к нему люди, очень живо и участливо интересовался всеми процессами, происходящими на бескрайних просторах его исторической родины. Когда полиция прибыла во дворец, кабинет Гроссувра был набит высокопоставленными чиновниками. Все понимали, что произошло нечто чрезвычайно важное, затрагивающее интересы всего государства.
Как выяснилось, бездыханное тело Франсуа де Гроссувра обнаружил его охранник. «Советник еще держал свой револьвер в правой руке, — рассказал он. — У него была рана в основании шеи, и еще одна, большая и кровоточащая, в задней левой части черепа. Не обнаружено никаких следов насилия или борьбы». Почему-то выстрела никто не слышал.
Никакого завещания или объяснительной записки не нашли. Вскрытие показало смерть в результате разрушения мозга под воздействием сквозного выстрела. Пулю нашли в потолке кабинета. Филипп Массони позже уточнил: «Тело было откинуто на спинку кресла, за письменным столом. В барабане револьвера, который находился в правой руке, найдено четыре пули…»
Но личным оружием Франсуа Гроссувра был револьвер Manurhin MR-73, подаренный ему жандармами Группы быстрого реагирования национальной жандармерии (GIGN), его барабан рассчитан на 6 патронов. Один Гроссувр использовал для самоубийственного выстрела, должно было остаться пять… Одного не хватает? Почему? Куда он делся?
Полицейские, которые делали обыск в квартире Гроссувра, нашли две коробки на 50 патронов этого типа, в одной из них как раз не хватало пяти. Почему же Гроссувр зарядил свой револьвер пятью, а не шестью патронами? Тренированный, опытный стрелок, он мог бы также заложить для самоубийства и всего один патрон… Позже нашли объяснение — именно потому, что он был опытный стрелок, на всякий случай он оставлял пустым место для патрона над спусковым крючком…
При вскрытии тела, что почему-то скрывалось, были зафиксированы вывих левого плеча и синяк на предплечье, хотя Гроссувр был найден сидящим за письменным столом…
Обстоятельства гибели двух видных политиков, двух друзей президента Миттерана, до сих пор вызывают множество слухов, и в частности версии, что «за убийством этих двух политиков стоят люди из-за океана».
Этой темной историей я интересуюсь давно. И потому, разумеется, достаточно плотно занимаюсь прошлым
