Книга Помни меня - Фири Макфолен

слезы, Карен все еще пристально смотрит на меня.

– Это правда, но никто не хочет правды. Я никогда никому не рассказывала правду. Мне надоело подстраиваться под людей и рассказывать то, что им хочется услышать. И делать вид, будто меня ничего не беспокоит. Это никуда меня не приведет.

– Так расскажи им правду, – советует Карен, пожимая плечами. – Трахни этих ублюдков. Худший день в школе, верно?

– Да.

– Чтобы было не смешно. Худший день. Они сами напросились на худшее – так дай им худшее.

– Стоит ли? Ведь все будут сидеть и говорить: о, это мрачно, ты мрачная, спасибо, что испортила мой вечер!

– Они пришли послушать, как люди говорят о своем худшем дне в школе. Насколько я помню, школа была офигенно ужасна. Ведь это тебе пришлось пережить твой худший день, а они будут только слушать про это, чтобы развлечься. Я бы сказала, что они легко отделались.

Я медленно киваю:

– Мне следует шарахнуть их этим по голове?

– Да. Не стесняйся в выражениях. Какого хрена тебе стесняться? Разве ты виновата в том, что твой худший день был настолько плохим?

Когда Карен произносит эти слова, в мозгу у меня что-то щелкает.

– Да. О’кей. Спасибо. Ты права. Я напишу это по-своему.

– Правильно. Рада, что все улажено. А у меня было худшее путешествие на поезде в моей жизни. А когда я проехала полпути, звонит мама, чтобы сказать, что их занесло снегом и чтобы я возвращалась. Куча дерьма.

Никто, и я в том числе, не склонен так обильно употреблять неформальную лексику, как Карен.

– Карен, – говорю я. – Спасибо тебе. Ты действительно помогла.

– Правда? О’кей.

Она выглядит озадаченной и немного смущенной.

Я предлагаю приготовить шоколадное молоко, и между нами устанавливается дух товарищества. До тех пор пока Карен не вскрикивает:

– ПОЧЕМУ ЭТА ДОЛБАНАЯ ЧЕРЕПАХА ТУТ РАЗГУЛИВАЕТ? ВЕРНИ ЕЕ НА ХРЕН В КЛЕТКУ!

Когда Карен отправляется спать, я пишу целый час, почти не отрывая ручку от бумаги. Слова текут бурным потоком.

Миссис Пембертон научила меня слову, обозначающему то, что я сейчас чувствую. Катарсис.

Теперь все, что мне нужно сделать, – найти в себе мужество, чтобы прочитать это.

41

Сцена. Микрофон. Долгий путь к сцене. Тишина в зале, которая кажется страшнее, чем тишина в любой комнате. Я не могу это сделать, я не могу это сделать, я не могу это сделать.

Я могу это сделать. Мне нужно доказать это себе, начав говорить. Глубокий вздох. Рывок.

– Когда я пыталась что-нибудь подготовить для сегодняшнего выступления, то знала, каким был мой худший день в школе. Ни минуты не сомневалась. Но вместо этого я собиралась вам рассказать о том, как мы с моей подругой Джо выпили бутылку «Малибу», закусили ананасом и прокололи друг другу уши с помощью кубиков льда и английских булавок. У Джо была стафилококковая инфекция, и ее уши распухли до невероятных размеров, а я месяц провалялась в постели. У меня нормально было проколото только одно ухо, так что я носила одно большое кольцо, как пират.

Всплеск смеха. И дыхание зала.

– Я никому никогда не рассказывала о моем худшем дне в школе. Ни лучшей подруге, ни сестре, ни маме, ни одному из бойфрендов. Ни тогда, ни потом. Не рассказала и моему психоаналитику, которого посещала, когда мне было двадцать. Но я собираюсь поговорить об этом сейчас.

Я отрываю взгляд от листа бумаги. Меня трясет, когда я вижу Лукаса, стоящего у стены возле бара. Его пристальный взгляд прикован ко мне. Я предполагала, что он может прийти послушать, поскольку знает тему. Однако подтверждение заставляет мое сердце стучать как молот. Но у меня нет времени, чтобы испугаться еще больше.

– Это был выпускной бал. Я пришла туда в облаке из волнения и гормонов, в красном платье, в которое с трудом втиснулась. Деньги на него я накопила. Оно стоило 55 фунтов, и в то время это казалось целым состоянием. От меня разило ванилью: я стянула немного духов из флакона в спальне старшей сестры Эстер. А в сумочке у меня были презервативы, спрятанные в отделении с молнией. Я купила их в автомате в пабе и никогда в жизни не чувствовала себя такой взрослой. Я никому не рассказывала о том, что начала встречаться с мальчиком, моим одноклассником. Мы планировали остаться вместе после бала – в первый раз.

Я вижу устремленные на меня взгляды и делаю над собой усилие, избегая смотреть на Лукаса. Я вижу Джо, которая не сводит с меня глаз и хмурится. Упоминание о презервативах кажется настолько личным, что я не уверена, стоило ли об этом говорить. Но поезд уже ушел. Я переворачиваю страницу.

– Я была не слишком популярна в школе. Правда, достаточно популярна, чтобы мне не в последнюю очередь предлагали поиграть в нетбол и не задирали. Крутые ребята знали мое имя. Мне казалось, что популярность нужно заработать и крепко за нее держаться. Я паясничала, когда думала, что это принесет мне одобрение. И не всегда признавалась, что знаю ответы на уроках. Я делала все, чтобы получить лучшие оценки на экзаменах, но не хвасталась своими знаниями. Я знала, кому не следует противоречить. И я знала, на кого мне нужно произвести впечатление.

На том балу мне сначала показалось, что эти годы борьбы приносят плоды. Самый популярный мальчик в школе сказал мне, что я «в форме». Он был Тот Мальчик. Думаю, в каждой школе есть такой, который несет себя так, будто он Джим Моррисон[97]. Его почитали и желали. Его слово – закон. Что касается девочек, то он общался только с пчелиными королевами – горсткой девиц, достаточно привлекательных, чтобы быть достойными его. Он мне не нравился, и я не ожидала, что могу когда-нибудь понравиться ему. Но я хотела его одобрения. Все хотели. Его мнение могло тебя возвысить или уничтожить.

И он сделал мне комплимент. Беспрецедентный случай. Это была коронация. Словно ты попала в мыльную оперу, и тебя номинируют на «Оскар». Затем он добавил: «Ты выглядишь, как путана высокого класса». Все засмеялись. Я тоже засмеялась, чтобы показать, что я не заносчивая. Если я смеюсь, значит, не являюсь объектом шутки. Мне хотелось верить, будто он сказал, что я выгляжу соблазнительной. Однако я знала, что на самом деле это вовсе не комплимент. Он ясно дал понять, что я девушка, надеющаяся на внимание особого рода, что я активно напрашиваюсь на то, чтобы со мной обращались определенным образом. Он говорил: ты дешевка – а я с