Книга Золотой жук мисс Бенсон - Рейчел Джойс

Господи, и о чем она только думала! Ведь у них же нет водителя!

И снова разум ее словно замкнуло. Нет водителя? Значит, надо его найти. Но для этого она должна сама сесть за руль и поехать этого водителя искать… Бред какой-то! Она ведь ни разу в жизни автомобиль не водила. А до знакомства с Инид ни разу даже не ездила на автомобиле!

Инид застонала.

– Ну вот что, Марджери Бенсон, – громко и сурово сказала себе Марджери, – соберись-ка! Ты ведь сумела принять роды. Так куда же теперь подевались твое самообладание и твоя смекалка? Садись за руль и веди машину!

Втиснувшись в непривычно узкое пространство на водительском сиденье, Марджери попыталась вспомнить, что и как делала Инид. Она повернула ключ зажигания, и мотор послушно взревел. Затем осторожно отпустила ручной тормоз и мягко поставила ногу на педаль. Джип скакнул назад, налетел на пенек, оставшийся от кокосовой пальмы, и встал. Инид даже не вскрикнула. Даже не попыталась выбраться из машины. Но все же немного приподнялась и велела Марджери аккуратней давить на педаль – не сразу, а постепенно.

– И не забудь включить фары, – прошептала она и сразу же снова уснула.

Марджери пощелкала всеми выключателями подряд, пытаясь отыскать нужный. Все оживало по очереди: «дворники», поддув горячего воздуха, даже радио – кто знал, что в джипе имеется радиоприемник? – и, наконец, фары. Потом она включила и подфарники, и между деревьями сразу пролег некий туннель света. Теперь Марджери куда медленней и осторожней жала на педаль и в итоге заставила джип потихоньку двигаться вперед. Тогда она нажала чуть сильнее. Джип странным образом напрягся, дернулся, но быстрее не поехал – казалось, его держит и не пускает чья-то гигантская резиновая рука. Марджери нашарила ручной тормоз и вытянула его. Джип лязгнул, содрогнулся и встал. Она снова повернула ключ в замке зажигания, снова нажала на педаль и, как только мотор ожил, осторожно направила автомобиль по дороге, чуть-чуть прибавив скорость. Быстрее, быстрее. Нет, слишком быстро! Из-под колес с грохотом летели камни, джип то и дело налетал на низко висящие ветки деревьев на обочине, но у Марджери никак не получалось ехать по прямой. Когда из темноты прямо перед ней вынырнул, едва стоя на ногах, какой-то пьяный, она взвизгнула, резко дернула машину в сторону и все-таки вовремя ушла от столкновения. Правда, джип царапнул боком о скалу, но останавливаться Марджери не стала. Она бы ни за что из-за такой мелочи не остановилась. Наоборот, словно обретя некоторую уверенность, она продолжала гнать машину вперед.

Они ехали всю ночь. Марджери гнала машину как сумасшедшая, все прибавляя скорость, и громко вслух молилась, чтобы все французские полицейские Новой Каледонии сейчас крепко спали в своих постелях. Она видела, что стрелка указателя скорости постоянно находится в красной зоне, но страха больше не чувствовала. Тот страх, что тогда проник в нее и заполонил всю ее душу, теперь как бы прошел насквозь и вышел с другой стороны. Когда Глория заплакала, требуя есть, Марджери заглушила двигатель, выбросилась с водительского сиденья наружу, подхватила одной рукой Инид, а другой Глорию и постаралась пристроить детский ротик к груди Инид – словно закрепляя створки моллюска на старой трубе. Затем она вернулась за руль и продолжила дикую езду по разбитому шоссе, которое местами имело гравиевое покрытие, а местами и вовсе никакого покрытия; джип то и дело подскакивал на ухабах, но Марджери крепко держала руль, даже когда впереди возникало препятствие в виде упавшего дерева или стада коз; включенный радиоприемник продолжал орать вовсю, и отопление также продолжало работать на полную мощность. Марджери страшно хотелось есть, она насквозь промокла от пота, а ноги ее прямо-таки огнем горели. Наступил рассвет. Небо на востоке стало ярко-оранжевым, деревья были словно охвачены пламенем; а справа от Марджери виднелся океан, тоже полный отраженного огня. Наконец впереди показались первые элегантные особняки, замелькали пригороды Нумеа. Вот и знакомая площадь Кокосовых Пальм. Рынок. Порт.

Инид села. Коротким взмахом убрала с лица растрепанные волосы и испуганным шепотом спросила:

– Где мы, Мардж? Что мы здесь делаем?

– Я все продумала, и не спорь со мной. Все равно выбора у нас нет. Я должна тебя спасти. Я бы никогда себе не простила, если бы с тобой что-нибудь плохое случилось.

Цветы бугенвиллей свисали вдоль шоссе, как пурпурные лампы. Теплый воздух был полон сладостных ароматов. В окнах домов отражалась пылающая заря.

Марджери подъехала к британскому консульству и остановилась.

47. Жуки и глаза

Он встал и, шатаясь, поплелся к бунгало, словно проламываясь сквозь яркий свет зари. Ногами он отбрасывал с тропы листья, которых там не было, и что было сил топал башмаками, надеясь отпугнуть змей. Перед рассветом он, наверное, снова уснул, а когда проснулся, то сразу все понял; у него словно электрическая лампочка в мозгу вспыхнула. Он должен попасть в этот дом. Должен возглавить экспедицию. Вот почему он здесь оказался. Он спас мисс Бенсон жизнь и теперь нужен ей, чтобы встать во главе ее экспедиции. Он понятия не имел, чем был занят все последнее время. Спал, наверное, и видел сны, и ему снилось, что какие-то люди его преследуют. А еще ему показалось, что мисс Бенсон пыталась сбить его своим джипом. Но уж это-то ему наверняка просто привиделось. И никаких японцев там на самом деле не было. И змей тоже. И это вообще никакая не Бирма. А он, Мундик, – свободный человек!

Грязная разбитая дорога кончилась. Над горой уже вставало солнце, и все вокруг было залито его золотым светом. Мундик разглядел возле их бунгало веревку для белья, на которой висели какие-то странные квадратики материи размером чуть больше носового платка. Он подкрался к лесенке, ведущей на веранду, и осторожно по ней поднялся, изо всех сил цепляясь руками за перила, однако ноги его дрожали от слабости, и он пару раз поскользнулся и чуть не упал, а потом с удивлением услышал грубые звуки пилы, исходившие из его груди, и как-то не сразу догадался, что это звук его собственного дыхания. И понял, что должен добраться до мисс Бенсон раньше, чем ему снова станет плохо. Раньше, чем он снова погрузится в забытье и забудет, зачем он здесь и что он делает.

Он постучался в дверь. Заглянул в окно. Крикнул: «Эй, это я! Вставай и сияй!», поскольку догадывался, что она, должно быть, еще спит. Потом он некоторое время посидел на полу возле двери, потом покачался в кресле, как – он сам это видел – делала и она сама; потом у него снова стали возникать всякие плохие мысли, и тогда он, стиснув кулаки, сказал себе: теперь все будет хорошо, раз мы оба здесь, я и она. Вместе мы непременно доведем эту экспедицию до конца!

Теперь уже солнце светило вовсю, и Мундик, начиная потеть, вдруг догадался, что здесь произошло что-то страшное. Он же видел, что она вся в крови. Сейчас она наверняка нуждается в его помощи; лежит там, в бунгало, и ждет, чтобы он ее снова спас. Мундик вскочил так резко, что кресло упало и перевернулось.

Хорошенько размахнувшись, он вышиб дверь ногой и вошел. В доме стояла ужасающая тишина. На полу лежал какой-то матрас, заваленный полотенцами и одеялами, а вокруг него стояли кастрюли с водой. Мундик окликнул мисс Бенсон, но она не отозвалась, и он стал переходить из одной комнаты в другую, на всякий случай вытащив револьвер и держа его в руке, хотя уже понимал, что никакой мисс Бенсон в доме нет. Он осмотрел комнату, в которой она спала, изучил сложенную в аккуратные стопки одежду, затем заглянул в примитивную кухоньку с раковиной и в ее кабинет, загроможденный стопками каких-то странных застекленных подносов. По очереди приподнимая эти подносы, он увидел, что в каждом из них, точно драгоценные камни в витрине, разложены жуки с раскрытыми крылышками, аккуратно пришпиленные булавками. Еще он обнаружил в кабинете множество блокнотов, заполненных ее четким мелким почерком и тщательно нарисованными схемами. Даже к стенам были пришпилены какие-то записки, и повсюду бесчисленное множество всяких баночек, коробочек, склянок с жуками, завернутыми в корпию, как в кокон. Мундик один за другим разворачивал эти коконы и швырял жуков на пол. Его уже начинало знобить, а лицо его было мокро от слез. Он плакал так горько и безутешно, что просто не в силах был перестать.