Книга Перекресток трех дорог - Татьяна Степанова

Полковник Гущин распорядился проверить страховой медицинский полис, он оказался подлинным, был приобретен у известной страховой компании, но… не физическим лицом, а юридическим. Как сообщили Гущину страховщики, покупка медицинского полиса была совершена фирмой, зарегистрированной на Кипре. Они продиктовали ее название и реквизиты, но пока эта информация ни о чем не говорила.

Клавдий Мамонтов дотошно расспрашивал про Наину Кавалерову и в отделе кадров госпиталя, и в отделении интенсивной терапии, где она работала волонтером-санитаркой. В отделе кадров лишь руками разводили – у нас десятки сотрудников прошли за три месяца карантина. В отделе кадров ей были выданы справка и пропуск на передвижение по городу, там снова были указаны паспортные данные.

Паспорт Клавдий Мамонтов сразу же пробил и…

Паспорт на имя Наины Викторовны Кавалеровой оказался поддельным, серия совпадала, а вот номер не числился в паспортных базах.

В отделении интенсивной терапии и в реанимации (Клавдий Мамонтов беседовал с тем же самым врачом, что и Гущин с Макаром) ему о Наине Кавалеровой сказали – да, работала и очень хорошо. Приступила к выполнению своих обязанностей в качестве волонтера в госпитале в середине апреля. И проработала два месяца – полные смены по два дня рабочих – два выходных. Врач вспомнил, что сначала категорически не хотел ее брать, потому что ее возраст был в группе риска – за шестьдесят. Но Наина Кавалерова принесла ему страховой медицинский полис, а также результаты сразу двух тестов на антитела.

– Понимаете, – сказал врач Клавдию Мамонтову, – я как увидел результаты тестов, поразился – оба показывали крайне высокий уровень антител у нее. Я ее спросил – болела ли она уже? Сначала она сказала мне – да, в легкой форме. И я ей не поверил. Потому что это невозможно. Такой высокий иммунитет при легком течении коронавируса. Но потом… уже в конце… когда у нас в реанимации был ад и умирало по сорок человек в сутки, она призналась мне, что не болела… У нее врожденный иммунитет. Как такое может быть, я не знаю, вирус еще плохо изучен, но это факт.

– А какая она была из себя? – спросил Мамонтов. – Вы с ней работали, беседовали – опишите ее, пожалуйста.

– Ответственная, очень собранная. Надежная, спокойная, без истерик. И знаете – добрая, она к больным сердечно относилась, с состраданием… Смелая женщина. Я не знаю, в чем состоит ваш интерес по поводу нее, но она произвела на меня впечатление человека с сильным характером. Однако у нее была одна особенность…

– Какая?

– Она всегда наблюдала за тяжелыми больными. Словно прикидывала – выживет или нет. И если больной был безнадежен, она очень внимательно смотрела… в отделе интенсивной терапии и в реанимации ведь все на виду, не скроешь такое…

– На что она смотрела?

– Как они умирают. – Врач замолчал и потом добавил: – В муках.

– А внешне какая она была?

– Внешне? Невысокого роста, полная, даже толстая… Но я ее видел всегда здесь в защитном костюме, в маске, лицо за пластиковым экраном. Голос у нее такой… приятный… мягкий, грудной.

– А вторую волонтерку, Павлову Марию Сергеевну, вы помните?

– Да, но смутно, они, кажется, пришли сюда вместе. Павлова дежурила не регулярно, у нее еще была одна работа где-то в другом госпитале – она же вроде как монахиня, она мне говорила – или пострига она ждала, что-то в этом роде, я не разбираюсь в этих церковных тонкостях. Она приходила, работала, но не сменами, а разово – у нас тут такое творилось в разгар карантина, мы любой помощи были рады.

– Кавалерова вступала в контакт с больными в отделении интенсивной терапии, в реанимации?

– Конечно. Она же фактически санитаркой работала – сменить, перестелить белье, убрать и помочь насчет туалета, подать судно – многие кашляли кровью, многих рвало сильно. Она мыла пол, протирала все, дезинфицировала, она мне помогала тяжелых больных переворачивать со спины на живот, когда они задыхались. Во время смены она дежурила и ночью вместе с врачами и медбратьями. Я снова повторю вам – не знаю, по какой причине вы ею так интересуетесь, но я лично ей безмерно благодарен за все, что она здесь делала.

Клавдий Мамонтов записал эту важную информацию на диктофон и дал прослушать полковнику Гущину и Макару, когда приехал на квартиру Кавалеровой, где до вечера продолжались осмотр и обыск.

Он спрашивал себя – как же он в прошлый раз не обратил внимания, что квартира-то в сущности запущена? Сейчас это бросалось в глаза.

Однако…

– Здесь не жили, Федор Матвеевич, – констатировал эксперт-криминалист. – Сюда наведывались раз от раза. И старались не оставлять следов. Посмотрите – все поверхности, которые мы обработали, не имеют отпечатков. А они должны быть: на столе, стульях, на дверных ручках, подоконниках. Но нет – все самым тщательным образом протерто дезинфицирующим средством. У двери мы обнаружили две полные бутылки санитайзера. И здесь везде много новых резиновых перчаток.

– То есть вы не нашли ни одного отпечатка пальцев во всей квартире? – спросил полковник Гущин.

– Пока ни одного. В комнатах и на кухне ничего нет. Но мы еще не обрабатывали туалет реагентом.

Они терпеливо ждали.

Макар больше не спрашивал у Гущина, как тот решился опять зайти в квартиру, полную теперь сотрудников полиции – как это он себя пересилил? Макар просто смотрел в окно на сумерки над Садовым кольцом и порой тряс головой – словно спорил сам с собой и доказывал – нет, нет, этого просто не может быть. ЭТО НЕ ОНА.

В восемь вечера криминалист объявил, что найден единственный смазанный отпечаток большого пальца, «условно пригодный для идентификации» – так он его обозначил. Отпечаток реагент выявил на нижней кромке края унитаза, сиденье которого было тщательно обработано дезинфектором.

Всего один «пальчик»…

– Но ДНК-то в квартире есть? – шепотом спросил Макар у полковника Гущина.

Тот кивнул.

– Образцы взяли, волосы в основном, но нам пока не с чем сравнивать. По ДНК мы ее не найдем – пустой след. Но, возможно, «палец» что-то даст. Надо подождать результатов прогона по базам данных.

Снова проверка по федеральным банкам данных – на судимость, на привлечение к уголовной ответственности. Но и здесь шло все медленно – криминалисты пока колдовали над единственным отпечатком, пытаясь выжать из него максимум пригодности для идентификации по возможным совпадениям.

Полковник Гущин сказал, что они едут домой в Спасоналивковский переулок.

Пока никакой ясности все равно нет.

Клавдий Мамонтов, готовившийся к бессонной ночи поиска, до глубины души поразился такой… апатии Гущина, однако не стал ни возражать, ни спорить.

А что они могли еще предпринять? Когда и так уже отработали все, что было в их распоряжении.

Возможно, мы ее вообще никогда не найдем…