Книга Господин Чичиков - Ярослав Веров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чичиков внимательно посмотрел на полковника. Тот ничего не сказал.
– А потому деятельность моя сопряжена с неким уговором, преступать который я не имею права. Точнее, все я имею, но не хочу подставляться. В общем, человечьих душ мне губить нельзя. Да если б и хотел – нельзя, боком потом выйдет. Вот, у Бычка души нет. И мне с ним просто. Пожелал он жить, пока не надоест – пускай себе живет, дурашка. Оно, положим, ничего хорошо ему от этой постоянной жизни нет. Я бы сказал – один вред, учитывая таланты нашего кучера. Он бы там, куда поступил бы закономерным образом после смерти, развернулся, под его услужением, быть может, многие тысячи как у вас здесь принято говорить, бесов, ходили бы. А ему водку подавай и баб, что попроще да помягче. Но у тебя же, полковник, душа имеется. И что с ней прикажешь делать? Вот если бы ты сперва, пока меня тут не было, продал ее дьяволу, вот тогда другой разговор. Я бы тебе и жизнь без конца, без края, и власти и много чего дал бы. Так, ради собственного удовольствия. Но ты же ее не продал. Тебе вон сколько предложений было.
– От кого? – отирая с лысины пот, вопросил Паляницын.
– От твоих соседей по городу. В этой операции знаешь, какие силы задействованы?
– Так я же вас ждал! – воскликнул Паляницын.
– Ну и что мне тебя после этого – расцеловать? Давай расцелую.
Чичиков сделал движение встать с софы, Паляницын замахал руками.
– Боже упаси! Да и потом, я же православный. Вон, иконы висят.
– Знаем, какой ты православный. Все вы сейчас правослывные, – махнул рукой Чичиков. – Из церковных глав если один не продавший душу найдется – и то событие небывалое. Ладно, вернемся к твоему делу позже. Давай, докладывай о деле моем.
Паляницын перевел дух, хватил еще коньяку, собрался с мыслями. И в подробнейших деталях стал рассказывать о событиях. Рассказал, как сцепились из-за мертвых душ первые люди города, как за ни за что погибли Кирияджи со Шкурченковым, как он общался с Ибрагимовым и как выяснилось, что все «мертвяки» города ушли к молодому человеку по имени Артем. Фамилию молодого человека Паляницын отчего-то запямятовал. Как ударились в бега сперва Миокард, а за ним и Перетятькин. Особенно полковник налегал на свои заслуги: как пытался он стравить между собой городское руководство, как не препятствовал попытке убрать Артема руками покойного сына мэра, только ничего не получилось.
А теперь ситуация в городе и вовсе аховая. Народ свихнулся на добре. Только и разговоров, что все станут богатыми и свободными. Каждый день митинги сторонников Артема, всеобщий ажиотаж. Жена, дура, и та на центральную площадь бегает. Все городское начальство за добро. Мотузко, вон, теперь прокурор города. Понаоткрывал кучу дел на взяточников. Все жилконторы в массовом порядке проводят ремонты и убирают мусор во дворах. Проезд в транспорте – где за символическую плату, где и вовсе бесплатный. Бизнесмены тоже поголовно за добро, добровольные пожертвования в «Фонд Добра» колоссальные. И главное – на самом деле верят, словно кто-то их зарядил бешеной верой в добро. Только толком тебе никто не скажет – что оно такое это добро, и с каким супом его едят.
Один лишь Ибрагимов не поддался. Вот уж кто железный человек. Но они за него крепко взялись. Резиденцию пикетируют. Ни входа, ни выхода. Пришлось выбираться в столицу, так летал вертолетом. Даром что его клуб сейчас всех в Лиге Чемпионов громит. Только на матчи здесь никто не ходит, устроили команде бойкот. А ведь раньше команда была символом города, футболистов обожали.
Правда, необходимо заметить, что с Ибрагимовым не все так просто. Во-первых, игроки стали показывать еврочемпионское мастерство благодаря «мертвякам» Артема – это факт установленный. Во-вторых, этим «мертвякам» сковырнуть Ибрагимова – проще простого. Они и президента Соединенных Штатов сковырнули б, только скомандуй. Но их новый хозяин предпочитает держать Ибрагимова в качестве красной тряпки для толпы.
– Отсюда заключаю, – подвел итог Паляницын, – Ибрагимов нужен Артему в качестве образа врага, а также для других, не известных пока мне целей.
– Молодца, полковник. Эк ты все разложил, – Чичиков неожиданно зевнул. – Что-то меня разморило. Перекормил ты меня, полковник. Вздремнуть, что ли? Где тут у тебя можно прикорнуть?
– В спальне для гостей, здесь же на этаже.
– Веди.
Оглядев отведенную ему комнату, Чичиков распорядился:
– Через часок сделай мне снова стол. А сейчас накорми Степана, только водки не наливай. Ему еще возить. Ну, иди.
Паляницын угощал Бычка на летней кухне, и угощал лично. Уселся напротив и сверлил жующего шофера упорным взглядом. В конце концов, Степан отодвинул тарелку и сказал:
– Чем зыркать, лучше бы водки дал.
– Сергей Павлович просил не давать, – хмуро ответил Паляницын.
– То он так шутит. Знает, что и во сне могу машину вести. А с полицейским без хозяйских чар разобраться сумеем. Мы ведь все больше по цивилизованному миру разъезжаем. Там товара нынче немеряно.
– Степан, я водки дам, ты только скажи – а зачем хозяину товар?
– Ты водку давай. Я вон не спрашиваю, за какие средства ты этот дом построил.
Паляницын выставил бутылку и налил Бычку.
– Себе чего не наливаешь? Лей, давай, выпьем по-приятельски.
Паляницын налил и себе. Чокнулись, выпили.
– И за какую цену ты к хозяину подался?
– Да… – замялся Паляницын и внезапно брякнул: – По зову сердца.
– Ха-ха-ха, – искренне рассмеялся Бычок. – Ну, давай повторим. Повторение – мать учения.
Повторили.
– Степан, – вновь заговорил Паляницын. – А ты Ивана Грозного лично видел?
– Да как вот тебя. Я и тогда в кучерах был. Только они тогда по-другому назывались. Запамятовал уже. Через сотню-другую лет память плывет как мыло. Да и помнить не хочется, честно говоря. В любоую эпоху одно и тоже. Давай по третьей.
Выпили и по третьей.
– Ну и что Иван? Точно был грозный? – все любопытствовал Паляницын. – Или наговаривают, как сейчас на Сталина?
– Да сущий червяк. Товара ведь у него не оказалось. А товар возле настоящих мужиков и вертится.
– А, что возле баб – нет?
– Возле баб – нет. Потому как у бабы другое назначение имеется. Ей для этого особые приспособления дадены, – подмигнул Бычок. – Ты не тормози, лей. А то у меня ни в одном глазу. С каждым годом толерантность к алкоголю растет. Это мне один прфессор в Париже разъяснил про толерантность. У него в госпитале десять единиц товару обнаружилось. Мне хозяин после той удачной сделки аж два дня вольной дал. Ну и погулял я по Елисейским ихним полям. Бабы их – говно, вино их – уксус. А сами – жлобы. Не езжай в Париж, Паляницын, не советую.
– Да был я там, – обиделся уже захмелевший полковник. – Бабы как бабы. С гламуром. Очень даже ничего.