Книга Помолвлены понарошку - Лана Кохана

Уже второй раз мы на развилке путей, но только сейчас я понимаю, что причина появления этой развилки одна и та же. Похоже, я ревнива. И, похоже, ты вечно даешь поводы для ревности.

Раньше мы даже не планировали становиться парой. Я и сама не осознавала, что двигало мною все эти годы осуждения вашей взаимной любви с прекрасной половиной человечества. Зато понимаю сейчас.

Когда мы впервые оказались на развилке, года четыре назад, у тебя было полное право крутить романы с кем пожелаешь. Ты мог просто вычеркнуть меня из своей жизни и продолжать тащить в койку все, что качает бедрами при ходьбе. Возможно, однажды ты стал бы на особый учет в венерический диспансер, потратил сотню-другую нервных клеток и приобрел столько же седых волос (которые, несомненно, тебя бы только украсили — таков уж ты). Тогда ты сам бросил бы это дело. И все же ты решил стать более постоянным ради нашей дружбы. Спасибо!

На этот раз я надеялась, что ты станешь окончательно постоянным в отношении меня. Не как подруги, но как девушки. Увы, в романтичном настрое я порой бываю весьма наивна.

Иногда мне кажется, что мы вместе вечность. Почти каждое светлое воспоминание в моей голове — с твоим участием. Разве такие отношения не должны лишь крепчать со временем? Разве нам не положено «долго и счастливо»?

Сейчас я не хочу видеть твое лицо, не хочу слышать твой голос и чувствовать запах твоей кожи. Но твои ликерные глаза оказываются передо мной, как только я смыкаю веки, твой смех звучит каждую ночь в моих снах, а подушка пахнет тобой, хотя я уже сотню раз промыла ее слезами.

Зачем ты поступил так со мной? Зачем ответил на мои чувства всего на мгновение? Зачем дал надежду и предал ее?

У меня закончились бумажные платки, и я достала новую пачку. Письмо Бена повсеместно усыпали капли, которые я не успела вовремя поймать, когда они стекли по щекам и носу.

С предателями не построить прочных дружеских отношений. Не таких, которые построили мы. Я понимаю, почему Келли так уперто доказывает твою невиновность. Она, как и я, не хочет верить, что ты можешь воткнуть нож в тщательно изученные больные места.

Может, зря я восприняла это как измену? Может, зря сочла это предательством?

Отчасти ты был прав, когда сказал, что между нами еще толком ничего не началось. Я ведь сама утверждала, что хочу проверить наши чувства. Вот и проверила. Быстрее, чем ожидалось. Может, так даже лучше?

Часть меня знала, что ты просто поверил в нашу притворную влюбленность. Я только жалею, что она не узнала об этом до того, как мы с тобой съели эклеров. Не случись этого, было бы проще закрыть глаза на собственные чувства.

Моя мама сказала бы, что отношения «парень-девушка» между нами обречены с самого начала, ведь ты не заинтересован во мне. Твоя мама сказала бы, что раз твое влечение было ложным, то нашим отношениям никогда не суждено было перейти в разряд романтических. А я скажу, что раз так, то смогу побороть тягу к тебе.

Переждав очередной наплыв чувств и поставив рядом еще одну пачку бумажных салфеток, я вновь взялась за ручку и начала выводить каракули по едва подсохшей бумаге:

Я не хочу тебя терять. Не хочу знать, каково это — жить без лучшего друга.

Сейчас мне слишком больно, чтобы сделать шаг на встречу, но, возможно, однажды мы сможем попытаться вернуть то светлое, что было у нас. Возможно, мы сможем повернуть назад и найти тот путь к дружбе, который ты перекрыл, накормив меня эклерами. Возможно, однажды мы сможем снова стать теми, кто бродит друг у друга в голове.

Очень надеюсь на это «возможно».

Я просушила письмо феном и положила его в один из тех конвертов, которые портила по малолетству. В те времена, когда еще верила словам Трэйси, мол, если есть много брокколи, вырастет грудь.

Идеальное вместилище для письма Бену попалось мне на глаза в маминой коробке с канцелярией, что скрывалась на чердаке в деревянном ящике с надписью: «Садовые принадлежности». Тот был заполнен разнообразным хламом вроде сломанной клавиатуры и порыжевших от времени подсвечников. Среди всего этого «богатства» томилась и покрытая увесистым слоем пыли механическая швейная машинка еще со времен моих школьных лет.

Много добра хранится у мамочки, особенно много — моего «творчества», к которому можно отнести найденный конверт. Чуть желтоватый по краям, повсеместно усыпанный бабочками и сердечками, в одном из которых аккуратно выведено: «Л+Б». Единственный, на котором я почему-то решила запечатлеть свою детскую влюбленность.

Вздохнула, всплакнула и написала адрес квартиры, проснувшись в которой почти два месяца назад, впервые осознала, что глаза Бена все-таки действуют на меня опьяняюще. Хотела было заклеить конверт, так как не собиралась добавлять новых писем мужчине, но блеск на безымянном пальце привлек мое внимание. Я сняла кольцо, что оставило светлый след на коже, и положила его к письму.

Сердце защемило, стоило запечатать свои мысли и свою Прелесть, но это было необходимо. Когда буду готова сжечь это письмо, вскрою конверт, вытащу свидетельство нашей с Беном фиктивной помолвки и верну ему. А пока я не собралась с духом и не воссоединилась с братством для похода в Мордор, пусть лежит там. Иначе мне никак не совладать с разочарованием от того, что этому кольцу никогда не стать настоящим.

С тяжелым вздохом я открыла клатч, намереваясь сжечь первых «грызунов моего сердца», но их там не оказалось. С губ сорвалось ругательство, когда до меня дошло, что в клатче не мои вещи. Как, впрочем, и сам клатч не мой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍75

Я спускалась по ступенькам почты, ступая так бойко, словно они были усыпаны виноградом, который мне нужно было превратить в вино.

Не могут они дать мне посмотреть архивы отправлений, видите ли! Это, между прочим, мои письма, и, если их кто-то отправил (тот, кто взял мой клатч, а взамен оставил только его копию с тонной косметики внутри), я имею право знать хотя бы его имя.

Всего за час мою голову уже неоднократно посетила мысль, что Келли могла перепутать мой клатч с клатчем Трэйси, которой помогала с застежками на свадьбе. Я отмахивалась от этой ужасающей догадки, как от назойливой мухи. Или, скорее, как от комара, который выпьет из меня всю кровь, если я подпущу его слишком близко.