Книга Остановившиеся часы - Андрей Зайцев

— Ну кто же его не знает?

— Так он утонул, пьяный на лодке перевернулся… Мне сейчас Гурин сказал.

— Да ты что?

— Да вот, водолазы, говорит, ищут… — Петр Александрович словно извинялся.

— Так у него дочь, по-моему, есть… осталась теперь, и мальчик от другой, — по-женски рассуждала тетя Люба. — Вот оно… не было пути у него, все водка довела, они все оттуда такие…

Они говорили о чем-то еще, но Асташев дальше уже не слушал. Он лежал с закрытыми глазами и пытался вернуться назад, туда, где было начало, будто там он не во всем разобрался и кто-то мог помочь ему в этом. Он чувствовал, как что-то хрупкое замерло рядом с ним, и шевельнуться нельзя, заденешь ненароком — пожалеешь, рассыплется — не соберешь. Он не мог понять — где же оно, начало? И есть ли оно? Искал тонкую нить, связывающую его со всем тем, и не находил…

Он приподнялся, устало оглядывая веранду.

«Вот так это бывает, — думал он, обращаясь к кому-то незримому, стоящему рядом. — Вот так…»

Спустя полчаса он открывал калитку, проходя по знакомой дорожке к дому. С крыши на крыльцо падали дождевые капли. Он постучал, потом дернул за ручку двери. Она была заперта. Асташев повернулся, глядя на поникшие после дождя деревья в саду. Капля упала ему на лоб, стекая по виску и щеке. Все, что он так тщательно обдумал, перед тем как прийти сюда, как-то незаметно уходило из него, он не знал, что предпринять, и это его раздражало. Внезапно с обратной стороны дома кто-то быстро и невнятно крикнул, точно звал кого-то. Асташев вспомнил, что там живет их соседка. Он сошел с крыльца, медленно обходя дом…

Под навесом перед дверью стояла маленькая сухая старушка. У ног ее сидела белая, с черными подпалинами, кошка.

— Здравствуйте, — сказал Асташев. — Я тут к Логиновым. Вы не знаете, где они?

— Должны прийти скоро, — ответила старушка, внимательно разглядывая Асташева.

Он больше не знал, что сказать, и хотел уйти.

— А я вас что-то не помню… — шамкая беззубым ртом, проговорила старушка.

— Я родственник Савельевых, — пояснил Асташев. — Они тут недалеко живут… А с дядей Славой мы знакомы… — Он чувствовал себя неловко, будто в чем-то провинился перед старушкой. Несмотря на возраст, она выглядела проницательной, себе на уме, что совсем не вязалось с тем образом, который представлял до встречи с ней Асташев.

— Так вы пройдите ко мне пока… — вдруг смягчилась она. — Надя с час как ушла к своим, а Оксанка должна скоро подойти.

— Спасибо, не беспокойтесь, — отказался было от предложения Асташев. — Я здесь подожду.

— А чего вы тут будете? Капает… Пройдите, пройдите…

Он шагнул под навес. Сняв в передней туфли, прошел в маленькую комнатку с образами в углу и занавешенными крохотными оконцами.

— Садитесь вот, — старушка указала на стул возле оконца. Асташев сел на жесткий круглый стул с длинной поскрипывающей спинкой, опершись руками в колени и невольно обратив взгляд на икону. Иссохший, с жидкой бороденкой лик святого с тихой скорбью смотрел, как сквозь него. А на другой стене висели старые фотографии… Чернобородые, в широких подпоясанных рубашках мужчины, женщины в платках, держащие на руках младенцев. Они все любили фотографироваться вместе. К Асташеву пришло ощущение этой ушедшей, неизвестной ему жизни. Так у него бывало всегда, когда он приходил к бабушке Агриппине, маминой матери, еще в те, детские годы, и оставался у нее по каким-то причинам ночевать. Ее комната была похожа на эту, как две капли воды. И запах как будто тот же самый. Бабушка Агриппина собирала разные травы, сушила их, потом делала настои. Асташев сидел на стареньком диванчике, разглядывал фотографии, которые давала ему бабушка, а она тем временем что-то хлопотала по хозяйству и постоянно говорила, говорила… Рассказать ей было о чем… В Первую мировую ушел воевать ее отец, прадед Асташева. Вот тут, на фотографии, он в шинели стоит рядом с женой и дочерью Агриппиной, которой тогда было четырнадцать лет… Темноглазая девочка смотрит в объектив, а он уже из будущего как бы заглядывает через завесу времени, понимая, что все у этой девочки впереди — Гражданская война, смерть отца, а позже смерти его братьев от пуль пьяных красноармейцев, когда брали банду известного в округе Линькова, а старший брат отца у него вроде как закадычный друг был… а младший — тот совсем ни при чем, семнадцать годков ему в ту пору было, он был ровесник Агриппины, последыш от второго брака ее деда Тимофея… потом голод, мать умерла на ее руках. Подалась Агриппина в город, вышла замуж за рабочего Николая, а вскоре у них дочка родилась — мать Асташева… В сорок третьем дед Николай сгорел в танке. Агриппина с дочкой и соседями ушли из разрушенного бомбежками города, скрывались на дальних хуторах, в морозную зиму потомки древних даков и германцев сдавались в плен батальонами, сухощавый фельдмаршал подписал акт о капитуляции, бабушка и мать Асташева вернулись в город, где долго еще неубранные трупы своих и чужих оставались под завалами, бабушку взяли в охрану пленных немцев, начавших восстанавливать город…… дома по кой тоже они строили, добротно, хорошо, с чисто немецкой старательностью…

Асташев забылся, сидя в чужом доме, воспоминания тревожили душу, еще раз подтверждая известную истину — от прошлого не уйдешь, не скроешься, оно напомнит о себе даже тогда, когда ты ждешь этого меньше всего…

— Ну, — сказала старушка, выходившая во двор. — Пришли, кто-то пришел.

— Да? — откликнулся Асташев и рывком поднялся, как бы стряхивая с себя задумчивость. — Так я пойду. Спасибо вам еще раз…

— А вы, случайно, не из милиции будете? — вдруг спросила старушка, остро взглядывая на него бесцветными, но неожиданно еще очень живыми глазами. Она словно и забыла, что он родственник Савельевых и вроде как знакомый Логинова.

— Нет, — ответил чуть удивленно Асташев. — А почему вы так подумали?

— Так должна же быть милиция?

— Нет. Я не из милиции, — сухо повторил он, выходя из комнаты. Любопытство старушки напоминало обычное любопытство всякого живого к тайне смерти.

«Выходит, и ей это интересно по-прежнему?..» — мелькнула у Асташева неясная мысль, как будто старушка была откуда-то из другого мира, где все — иначе. И страха смерти не существует.

Он нашел Оксану на кухне. Она сидела одна, устало положив руки пред собой на стол и безразлично глядя вниз, на трещины старого, давно не крашеного пола. Когда она оглянулась на него, в глазах ее что-то отразилось, вроде призыва и сожаления, но тут же пропало и опять взгляд ее стал равнодушным, ничего не воспринимающим.

Асташев тихо сел напротив, не решаясь прервать молчание.

— Ты знаешь? — спустя немного, спросила она.

— Да, знаю.

— Его недавно нашли и увезли в морг. Завтра в два часа похороны.

— Уже?

— Да. Утром его привезут.

— Я хочу чем-нибудь помочь.