Книга Очень странные увлечения Ноя Гипнотика - Дэвид Арнольд

– И что там, в Джаспере, Индиана?

– Куча древесины.

– Что?

– Это Деревянная столица мира, как известно, – говорит мама.

– А нам нужна древесина?

– Да вроде нет.

– Ну… и зачем мы едем в Джаспер?

– Какой Джаспер?

– Ладно, я понял. Хочешь поиграть в загадки. Не буду мешать.

Два часа спустя мы останавливаемся на заправке, бензин, туалет, и вот мы снова на шоссе. Я пытаюсь ручкой на бумаге написать «Краткую историю» про эволюцию переработки текстов: как в прежние времена Толстому, Торо и Бронте приходилось трудиться вручную, что повышало ценность каждого слова на странице, а современные графоманы могут позволить себе роскошь попробовать одно слово, другое, не получилось – стер и напечатал третье, опять не получилось – снова стер, и так до получения конечного продукта. Старые же писатели фокусировались на том, как донести свою мысль: они знали, что и зачем делают.

Я думал, если буду писать от руки, проникнусь текущим моментом, но нет, не проникся, текст получился никудышный, потому что я современный графоман.

Мы останавливаемся пообедать в «Вендис», мама подмигивает мне: «Не рассказывай папе», и мы оба заказываем картошку фри, хлопья «Фростиз» и чизбургеры с дополнительным беконом, поэтому парень за прилавком спрашивает, хотим ли мы сначала горячее, на что мама отвечает: «Нет, ведь чизбургер с беконом съедается как раз за то время, какое нужно хлопьям, чтобы пропитаться», и у меня возникает вопрос, сколько раз мама втихаря бывала в «Вендис».

Иногда у меня возникает вопрос: знаю ли я вообще своих родителей?

Мы кладем гамбургер для Флаффи на заднее сиденье, приоткрываем окна машины и идем выбирать столик внутри. Еда быстро улетучивается, и мама была права: «Фростиз» пропитались как раз вовремя.

– Ну, как ты вчера поговорил с Вэл?

– Не очень.

Она кивает и загребает ложкой гору хлопьев:

– В каком смысле не очень?

– Она меня обманула? Подложила мне свинью? – Я отодвигаю недоеденные «Фростиз» и откидываюсь на спинку стула: – В любом случае, уже не важно.

– Почему?

– А ты как думаешь?

Ложка застывает в воздухе. Мама снова чуть кивает, съедает порцию, смотрит на меня, набирает следующую ложку, опять смотрит, ест и смотрит…

– Что такое, мам?

– Что?

– Ты на меня смотришь, как будто я один из твоих клиентов.

– А вот и нет.

– А вот и да.

– Ладно, – говорит она, – ты у нас все знаешь, а я ничего не знаю.

– Ой, ну давай только не будем дурить.

Мама бросает ложку в пустую посудину из-под хлопьев и тяжело вздыхает:

– Знаешь, иногда дурить не так уж плохо.

– Только если в переносном смысле, а не в прямом.

– То есть тут как со словом «задница»?

– А задница здесь каким боком? – удивляюсь я.

– Понимаешь, если тебя обзывают задницей, это оскорбление. Но если, например, ты видишь «корвет» последней модели…

– Ну боже мой.

– То фраза «крутая задница» означает похвалу.

Пожилая пара за соседним столиком дружно поднимается и шагает к выходу.

Я медленно опускаю голову на стол:

– Мам, ну пожалуйста. Я тебя умоляю. Неужели тебе обязательно вести такие беседы в «Вендис»?

– Можем переместиться, если хочешь, – предлагает она. – Тут заправка рядом.

Я пытаюсь скрыть улыбку, но не слишком удачно, поскольку теперь мама тоже улыбается. А потом она говорит:

– Зайка, я понимаю: пока Алан в больнице, тебе может показаться, будто все остальное не имеет значения, но я тебя уверяю, что ты ошибаешься. Наоборот, все остальное обретает еще большее значение. Не знаю, как Вэл тебя обманула, но я знаю Вэл. И ваши с ней взаимоотношения теперь еще важнее, чем раньше.

– Все сложно, мам.

Она протирает стол салфеткой и складывает посуду на поднос:

– Моя соседка по колледжу мочилась в кровать.

После паузы я говорю:

– Ясно.

– Я тебе уже рассказывала эту историю?

– Вряд ли.

Мама пожимает плечами и продолжает:

– Кэрри любила выпить, а мочевой пузырь у нее был совсем маленький. По утрам после вечеринок обычно приходилось срочно устраивать стирку. Она обожала большие компании, меняла любовников пачками, поскольку была красивее и круче меня, и сиськи у нее были больше моих…

– Мам, фу!

– Серьезно, аж вот такие… – Мама вытягивает обе руки на полметра от груди.

– Мама!

– Так или иначе, я встречалась с одним парнем по имени Далтон. Или его звали Гордон?

– О чем вообще речь?

– Я с ним крутила всего пару недель, не больше. Впрочем, история не о нем. Допустим, его все-таки звали Далтон. А Кэрри гуляла с парнем из качков с огромными мускулами. И вот однажды мы вчетвером сидим в баре, и мне делается дурно. То есть реально дурно. Я говорю Далтону, что мне нужно уйти, но он может при желании остаться. Естественно, я надеюсь, что он отвезет меня в общежитие и будет надо мной хлопотать, но он заявляет: если я действительно не против, то он лучше останется и вернется в кампус вместе с Кэрри и Как-его-там.

– С качком.

Мама кивает и продолжает:

– Короче, я еду домой и после нескольких, скажем так, приступов недомогания падаю в постель и крепко засыпаю.

Даже рассказывая правдивую историю, мама сохраняет интонации и ритм сказки на ночь. И я слышал их предостаточно, чтобы почувствовать приближение кульминации.

– Посреди ночи я просыпаюсь и слышу, что Кэрри занимается сексом. Увы, такое случалось, и обычно я просто делала вид, что сплю, но теперь у меня дикое похмелье, поэтому я решаю: хватит с меня, надоело. Я включаю свет и собираюсь сказать соседке пару ласковых… и тут вижу: Далтон. С ней в постели.

– Жуть.

– Ага.

– Твой парень.

– Ага.

– В постели с твоей соседкой. Прямо в твоем присутствии.

– Глаза у него были совсем стеклянные. В смысле, он конкретно напился…

– Знаю, как оно бывает.

Мама умолкает и вопросительно поднимает бровь.

– В смысле, не на личном опыте, а в кино видел и всякое такое. И что ты сделала?